Дьявол по соседству

Каррэн Тим

Эрл стоял на одном колене, продолжая ухмыляться, только глаза у него были наполнены слезами.

– Расскажи мне, что ты сделал, Эрл. Расскажи, что за хрень ты сделал со своей женой, и что чувствовал при этом?
– спросил Луис, ему хотелось ткнуть старика лицом в его же дерьмо.
– Давай, расскажи мне об этом.

Эрл разрыдался. Он был вне себя от чувства вины и печали. И Луис на самом деле находил в этом удовлетворение, поскольку хотел видеть их всех такими, стоящими на коленях и ощущающими боль от своих действий. Особенно, Мишель. Женщину, которую он любил. Женщину, которая предала его такими способами, которые Луис даже не мог никак

классифицировать.

 Господи Иисусе, ну, ты и идиот! Она же больна! Они все больны! Винить их в этом, это все равно, что винить алкоголика за то, что он прикладывается к бутылке, или наркомана за то, что он втыкает иглу себе в руку. Больные! Больные! Больные!

Луис знал это. Он знал, что так оно и есть, но это мало чем ему помогало. После всего того, что он видел. После всего того, что он испытал. После всего того, что его собственная жена сделала с ним. Он вздохнул.

– Извини, Эрл. Правда, извини. Расскажи мне, что случилось. Не торопись.

Не сразу, но Эрл начал рассказывать. Он открыл дымоход, и все страдания вырвались из его души вместе с дымом и жаром. Он часами испытывал в затылке этот зуд. Безумие, желание носиться, словно дикий зверь, страшное необъяснимое влечение осуществить свои самые низкие фантазии и побуждения. Он отказался говорить Луису, какие именно, но тот мог себе представить. Нет ничего более отвратительного и наполненного ползучими тварями, чем человеческое подсознание. Эта бездна страхов и желаний, стремлений и потребностей, подавленных чувств и тревог, которые рациональное сознание просто не в состоянии выразить. Луис понимал, о чем говорит Эрл, поскольку почти то же самое говорила ему Мейси. Эрл утверждал, что все дело в гене. Так или иначе, сперва оно заразило подсознание, высвободило образы, мысли и первобытные желания, наполнило ими разум. К тому моменту, таких вещей, как запреты и ограничения, уже не существовало. Зараженный становился, по сути, зверем с человеческим мозгом, хотя и крайне деградировавшим, примитивным. Это полностью захватило Эрла, когда он разговаривал с Луисом из-за изгороди. Крики Морин сработали, как некий пусковой механизм, и пути назад не было. Он ударил Морин, сбил ее с ног. Пинал ее, не останавливаясь. Она была старой и хрупкой. Но она не умерла, хотя должна была.

– Поэтому я продолжал бить ее, - сказал Эрл. В лунном свете, проникавшем в окно, его глаза казались неестественно большими. Походили на зеркала, отражающие ужасы, творящиеся у него в голове.
– Но она не умирала, Луис. Не умирала.

– Успокойся, Эрл.

Тот издал прохладный, стерильный смешок.

– Конечно, успокойся. Как я могу успокоиться, Луис? Как я могу успокоиться? Она не умирала! Не умирала, поэтому я пошел в гараж и взял молоток. Знаешь, что? Я помню, как делал это. Помню, что хотел делать это. Понимаешь? Нет, ты не можешь это понять. Не можешь понять, на что это похоже, Луис! Я пошел и взял тот гребаный молоток, и все время насвистывал! Насвистывал! Будто я собирался починить заднюю дверь! Когда я вернулся туда, когда я вернулся к ней...

– Ты не обязан говорить это, Эрл.

– Нет, я скажу! Я вернулся туда, и... и увидел, что она исчезла! Заползла за угол дома! Я пошел по кровавому следу, и когда нашел ее, нашел ее, свернувшуюся калачиком и истекающую кровью, то размозжил ей башку! Я все бил ее и бил, и не хотел останавливаться! Мне нравилось это! Очень нравилось!

У

Луиса закрутило живот. Да, он уже достаточно насмотрелся, но это было гораздо хуже. Такое личное. Будто он заглянул в разум сумасшедшего. Он подумал, что будет всматриваться глубже, то сможет увидеть в глазах Эрла нечто, что подтвердит происходящее у него в голове. Нечто, что посмотрит на него в ответ и ухмыльнется.

Эрл стоял на коленях, раскачиваясь взад-вперед, глубоко потрясенный содеянным.

– Но ты не знаешь остального, Луис, не знаешь, как это было.

– Пожалуйста, Эрл. Прекрати.

Но Эрл покачал головой.

– Это захватило и ее тоже, Луис. Забралось к ней голову, и она стала такой же чокнутой, как и я. Когда я нашел ее там, за углом дома, она смеялась надо мной! Смеялась надо мной, мать ее! Стала говорить все те ужасные вещи, которые всегда хотела сказать мне! А потом, а потом она...

Эрл расплакался. Луис подошел к нему, попытался положить руку ему на плечо, но старик отбросил ее.

– Я убил ее, потому что должен был! И потому что хотел!

Луис снова сел.

– Что ты имеешь в виду?

Эрл снова издал тот жуткий, горький смешок, может, и не безумный, но близкий к тому.

– Я имею в виду, что она хотела, чтобы я это сделал. После того, как она сказала те вещи, внутри нее что-то щелкнуло, Луис! Просто щелкнуло! Сломалось все, чем была моя дорогая жена! Она не могла жить с этим! Поэтому... я убил ее! Убил ее, потому что она умоляла меня сделать это! Умоляла размозжить ей голову!

Луис не знал, что сказать на это.

Он словно лишился дара речи, и был полностью вымотан. Эрл рыдал, содрогаясь всем телом. Наконец, он перестал лить слезы и затих, просто затих. Даже не шевелился. Будто умирал внутренне.

– Когда ты вышел из этого состояния?
– наконец, спросил Луис.

– Раньше... прежде... не знаю. Постепенно это прошло. И теперь я нормальный, совершенно нормальный, не так ли?

– Это не твоя вина, Эрл. Точнее, не совсем твоя.

– Не морочь мне голову, Луис. Пожалуйста, не надо.
– Он поднялся на ноги и снова сел в кресло.
– Только не это. Я теперь такой же, как остальные. Убийца. Всего лишь убийца...

70

Стая терпеливо ждала на склоне холма.

Покрытые полосами грязно-коричневого, кроваво-красного и темно-синего цветов, как змеи из джунглей, их тела были почти невидимыми. Только зубы и широко раскрытые глаза мерцали в лунном свете. Легкий ветерок донес запах добычи, восхитительный аромат живого мяса, и по стае пробежала волна возбуждения.

Внизу, в обсаженной деревьями лощине на краю бывшей Нижней Пятой улицы, скрывалась группа жертв. Они думали, что они в безопасности от существ, бродящих в ночи. Но они ошибались.

Предводитель рассматривал блестящие лезвия своего оружия - большого армейского ножа, тесака, копья и мачете, острого, как бритва. Они ему нравились. Лунный свет отражался от их поверхности. Предводитель тихо хмыкнул, коснувшись ожерелья из ушей, висящего на шее.

Стая поднялась из травы.

Это были его дети. Они плотно обступили его, чувствуя кровавый смрад жестокости, который он использовал, как оружие. Он придавал им сил.

Не говоря ни слова, Предводитель стал спускаться с холма. Остальные последовали за ним. Он избегал редких уличных фонарей, старался держаться теней, сам становился одной из них, скользил сквозь их черные глубины, словно змея в пруду.