Дьявол по соседству
Шрифт:
Там было три дома, и он разделил свою стаю на три охотничьих отряда, во главе которых стояли самые свирепые его войны.
Пора.
Издав дикий волчий вой, он бросился через первый двор. Уткнулся в запертую дверь, но та оказалась хлипкой, и он выбил ее ногой. Его охотники устремились внутрь. В доме раздались крики. Охотники обнаружили прятавшихся там женщину и двух детей. Они принялись колоть их копьями, рубить тесаками, пока стены и потолок не покрылись кровавым узором.
На полу, в луже собственной крови, лежал умирающий мужчина.
Из черепа у него торчал тесак.
Он сражался, отчаянно сражался за то, что
Предводитель услышал выстрелы.
Звон бьющегося стекла.
Снова крики.
Он выбежал на улицу и бросился к соседнему дому. Один из охотников лежал на крыльце с пулей в виске. Окно было разбито. Внутри лежал труп еще одного охотника. Затем Предводитель увидел, как трое его людей потрошат какую-то женщину, а еще один засовывает в камин тело старухи. Когда огонь охватил ее, та закричала. На лестнице с пулей в животе лежал его охотник, от тела тянулся кровавый след.
Наверху прозвучало еще два выстрела.
Затем раздался вой охотников. Какой-то грохот и крик боли. Предводитель улыбнулся. Тот, кто устроил стрельбу, был повержен. Он слышал его вопли сквозь стук лезвий, врезающихся в плоть и дробящих кости.
Снова на улицу.
Следующий дом. Когда Предводитель зашел за угол, задняя дверь открылась. Какая-то женщина попыталась сбежать. Увидев Предводителя, она попробовала захлопнуть дверь, но он выбил ее плечом. Женщина закричала и ударила его столовым ножом. Предводитель сбил ее с ног, и стал пинать, пока та не превратилась во всхлипывающую груду мяса. Потом рывком поднял ей голову и перерезал горло.
Затем он наткнулся на трех своих охотников, загнавших в угол какого-то мальчишку. Те кололи его копьями. Зрелище, представшее перед ним в гостиной, заставило его немного замешкаться, когда в голове у него мелькнул какой-то отголосок человечности.
Его охотники стояли над лежащей на полу беременной женщиной. Она была мертва, тело разрезано от горла до промежности. Один из мальчишек мочился на нее. Группа девчонок вырвала нерожденного ребенка у нее из утробы.
Они поедали его, все еще связанного с матерью пуповиной.
Предводитель отрезал женщине уши и повесил их на свое ожерелье, пока его дети были заняты трапезой. Глаза у них были черными и неподвижными, лица вымазаны в крови.
Он вышел на крыльцо. Там он увидел мужчину, истекающего кровью от колотых и рубленых ран, но еще живого. Издав победный клич, Предводитель снял с него скальп...
71
Девчонка артачилась, поэтому Охотница поняла, что ее нужно сломать любыми средствами, как ломают молодого жеребца. То, что должно случиться сейчас, должно быть не жестоким и низким по своей природе, а торжественным, ибо это будет ритуал. И проводиться он должен соответственно.
Охотница посмотрела на девчонку.
– Охоться с нами, как одна из нас.
Девчонка подняла на нее глаза. В них стояли слезы.
– Мишель, пожалуйста....
Охотница не ожидала услышать это имя. Именно так мужчина назвал ее. Она боялась, что это имя использовалось для того, чтобы заставить ее почувствовать себя беспомощной и неуверенной. Она не могла допустить, чтобы клан видел это. То
Девчонка снова открыла рот, и Охотница влепила ей пощечину.
Схватила девчонку за горло и стала давить, пока та не задрожала, ловя ртом воздух и слабо сопротивляясь. Охотница снова и снова била ее об стену, пока та не обмякла.
– Готовьте ее, - сказала она, - немедленно.
Внезапно Мейси схватило множество белых рук, похожих на щупальца кальмара. Они лапали, щипали, царапали ее, оставляя глубокие борозды на теле. Сил к сопротивлению не осталось. Словно выжатая подчистую, она безвольно лежала на холодном полу из каменных плит. Голая и уязвимая. Дикари, эти первобытные твари из кошмара, обступили ее. Заостренные зубы поблескивали, намазанные жиром лица ухмылялись. Охотница возвышалась над ней, мрачная и жестокая, ее холодные глаза сверкали, как алмазы. Мейси посмотрела на нее, но не увидела жалости. Женщина, известная ей, как Мишель, была теперь королевой диких воинов. Лицо у нее было раскрашено под череп, в волосы вплетены какие-то предметы, на шее висело ожерелье из крошечных костей. В ней не было ни сочувствия, ни жалости, потому что Мишель была теперь словно пришедшей из давних времен. Темных, туманных времен, когда люди были не намного лучше лесных зверей.
Члены клана напирали, лишая Мейси света и воздуха.
Она ощущала лишь прикосновение их сальных тел, смрад шкур, которые они носили и смеси костного мозга и жира, которой они себя натирали, отвратительного, пахнущего тухлым мясом вещества. Все они трогали, ощупывали ее. Ногти царапали до крови, зубы рвали кожу, языки слизывали пот с груди, а влажные распухшие губы прижимались к ее ранам и губам. Липкие руки раздвигали ей ноги, и в легких не было воздуха для крика. Ни один мускул не подчинялся, пока новые руки протискивались к ней, натирали ее жиром и маслом, пока она не стала блестеть так же, как они. А затем, затем...
Затем она закричала, резко и пронзительно. Крик ее эхом разносился по церкви, пока она мотала головой из стороны в сторону, не в силах выдержать ужас происходящего. Крик стих, когда множество ртов и языков облепило ее лицо.
Поэтому Мейси ничего не видела.
Не видела разрисованного, блестящего от жира мужчину, облаченного в окровавленные, рваные шкуры людей и животных, в шапке из скалящейся собачьей морды. Она не видела его, и руки, прижимающие его к ней, но почувствовала, как его пенис скользнул у нее между ног, словно набухшая змея. Давил все выше и выше, входя в нее, пока она содрогалась, лягалась и выкрикивала имя единственного человека, который, как ей казалось, защитил бы ее.
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, Луис, пожалуйста, не дай им, не дай им, не дай им сделать это со мной, не дай им уничтожить меня вот так...
Но там были лишь члены клана, хватающие, щупающие и удерживающие ее. До синяков тычущие в нее грязными пальцами, целующие, лижущие ее, покусывающие заостренными кончиками своих зубов. Она была погребена заживо под их телами, смердящими кровью, экскрементами и содранными шкурами. Мужчина лежал на ней, тот, которого выбрала Охотница, проникал в нее, причиняя боль, скакал на ней, хрюкая, как боров, изо рта у него зловонными нитями свисала слюна.