Дьявол против кардинала(Роман)
Шрифт:
Так и не получив донесения о взятии форта, Бэкингем спешно поднялся на борт своего адмиральского корабля и, едва дождавшись попутного ветра, отплыл в Англию. Он почти не выходил из своей каюты, угол которой был переделан под маленькую часовенку. Там он часами простаивал на коленях перед лампадкой, теплившейся под изображением Анны Австрийской, — тем самым миниатюрным портретом, который она подарила ему в Париже. «Я вернусь, — шептали губы герцога, — я обязательно вернусь…»
Кардинал Ришелье был вне себя. Меткими выстрелами канониры Ла-Рошели вдребезги разбили выстроенную Таргоне деревянную эстакаду,
Принц Конде отправился в Лангедок, чтобы связать руки тамошним протестантам. Гастон потребовал отправить его туда же или позволить вернуться в Париж. Король выбрал последнее, и теперь герцог Орлеанский, по слухам, вел в столице развеселую жизнь, поселившись в гостинице инкогнито.
Ординарец робко обратился к кардиналу, сообщив, что его ожидает какой-то человек. Ришелье обернулся через плечо и увидел невысокого мужчину в простом, но добротном костюме, смотревшего на него прямо, спокойно и без заискивания.
— Кто вы, сударь? — отрывисто спросил кардинал.
— Клеман Метезо, ваше преосвященство.
— Метезо? Вы архитектор, не так ли?
— Инженер, — человек с достоинством поклонился. — Архитекторами были все мои предки.
— Что вам угодно?
— Я бы хотел показать вам свой проект дамбы. Полагаю, что нам будет удобнее поговорить об этом где-нибудь под крышей.
В самом деле, в месте, где они стояли, их постоянно обдавало водяной пылью от волн, которые бесновавшийся ветер швырял об камни.
Ришелье подивился уверенности, с какой держался его собеседник. Это было даже занятно. Ни слова не говоря, он жестом пригласил его следовать за собой.
Метезо развернул перед кардиналом большой чертеж. Дамбу надлежало строить не из дерева, а из камня. От мыса Корей до форта Луи вбить длинные опорные столбы, соединить их наискось бревнами такого же размера, а промежутки завалить большими камнями, скрепленными илом. В середине оставить небольшое отверстие, чтобы проходила вода во время приливов и отливов, перед ним затопить набитые камнями корабли.
— Но ширина канала составляет шестьсот туазов [5] ! — воскликнул Ришелье.
— Мы все продумали с моим собратом, Жаном Тирио, и все просчитали, — невозмутимо отозвался Метезо. — В своем основании дамба должна быть шириной в шесть с половиной туазов, в верхней части — чуть больше трех.
— Сколько вам потребуется времени?
— Не более трех месяцев, если собрать четыре тысячи рабочих.
— А…
— Все расходы мы берем на себя, — предупредил его вопрос архитектор.
5
Туаз — старинная французская мера длины, равная примерно 1,9 м.
Ришелье сперва оторопел, а потом улыбнулся:
— За
…Несколько раз недостроенную дамбу разметало приливом. Никогда не терявший самообладания Метезо начинал все сначала; Тирио руководил подвозом камней и давал указания солдатам, которых тоже использовали в качестве рабочей силы. Ларошельцы, взобравшись на крепостную стену и приставив ладони рупором ко рту, осыпали строителей насмешками. Впрочем, и сами осаждавшие не были уверены в успехе. «Вот увидите, мы окажемся достаточно безумны, чтобы взять Ла-Рошель», — ворчал Бассомпьер. Он тяготился вынужденным бездействием. И мучился мыслью о том, верно ли поступил, сочетавшись в Париже тайным браком с принцессой де Конти и связав себя если не перед людьми, то перед Богом.
Ришелье несколько раз перечитал «Историю Александра Македонского» Квинта Курция Руфа, то место, где речь идет об осаде Тира, и дал прочитать королю. Разве островитяне не потешались над солдатами Александра, таскавшими на себе тяжелые камни, и не ждали помощи от парфян? Однако Александр не отступил и доказал, что он сильнее Нептуна. Вдохновившись этим примером, Людовик тоже решил не отступать.
Но гнилая зима остужала пыл своим зловонным дыханием, просачиваясь серой отравой в умы и души людей. Дороги раскисли, обозы застревали в пути, жалованье и провиант не доставляли вовремя. Ларошельцы порой отваживались на вылазки, и застигнутые врасплох солдаты несли потери. К тому же, несмотря на строжайшее соблюдение правил гигиены, за которым следили капуцины, войска стали косить болезни.
Клод де Сен-Симон, повсюду следовавший за королем, был ранен в бедро, отправившись на разведку в тыл врага. В январе заболел и сам король. Он лежал на походной кровати, бессильно уронив руки вдоль тела после очередного кровопускания, и часами смотрел в одну точку. Изредка брал одну из разложенных рядом на столике морских раковин (они должны были пополнить его коллекцию) и подносил ее к уху. В раковине шумел призрачный прибой. А настоящие валы в этот самый момент разносили в щепы очередную деревянную эстакаду Таргоне — последнюю попытку, на которую, скрепя сердце, дал согласие герцог Ангулемский.
Когда восьмого февраля умер восьмидесятилетний врач Эроар, Людовик не выдержал и призвал к себе кардинала. Ему было совестно покидать своего советника в такой час, оставляя его один на один с трудностями и умножая число его забот. Ришелье понимал, что чувствует король, и говорил с ним искренне и просто.
Сначала он, по обыкновению, доложил о ходе осады: дамба возводится, удалось перехватить несколько легких судов с провизией для ларошельцев. Разумеется, казна пуста, но осаду нельзя снимать ни в коем случае. Взяв Ла-Рошель, мы сможем перенести войну в Англию: в противном случае англичане объединятся с гугенотами, Лотарингией, Савойей и Священной Римской империей и станут творить, что захотят.
Людовик смотрел на Ришелье виновато: кардинал воевал на два фронта — и с мятежниками, и с завистниками. Покинуть его в такой момент! Словно прочитав его мысли, Ришелье сам признался: ему придется нелегко, однако жизнь короля — высшая ценность. Король горячо пообещал, что непременно вернется, как только поправится, и сказал, что назначает кардинала главнокомандующим своими войсками под Ла-Рошелью.
Два дня спустя Людовик уехал. Момент его прощания с Ришелье затянулся. Король не скрывал своих слез и обнял кардинала как брата.