Дьявол против кардинала(Роман)
Шрифт:
— У меня тяжело на сердце, боюсь, как бы с вами не стряслось беды, — проговорил он сдавленным голосом. — Если вы любите меня, берегите себя, не отправляйтесь в опасные места, как вы делаете ежедневно. Если я вас потеряю, то просто не знаю, что стану тогда делать. Клянусь, что выполню все свои обещания вам.
Кардинал хотел сказать ему что-нибудь ободряющее, но тоже почувствовал комок в горле. Король всхлипнул:
— Как подумаю, что вас не будет со мной, — я пропал, — он снова залился слезами.
Бассомпьер, взиравший на эту сцену на некотором отдалении, отвернулся и стал ковырять землю носком сапога.
— Разлука с величайшим государем на земле наполняет мое сердце глубокой скорбью и пронзает его тоской, — заговорил, наконец, кардинал. — Но я утешаюсь тем, что остаюсь, чтобы довести до конца начатое вместе, и верю в нашу скорую встречу.
Хлопнула дверца кареты; кучер стегнул лошадей; охрана из королевских мушкетеров припустила следом; из-под копыт полетели ошметки грязи. Присутствовавшие при проводах короля стали понемногу расходиться, а Ришелье еще долго стоял, глядя на опустевшую дорогу…
Карета герцога Бэкингема выехала из Уайтхолла и, миновав короткую улочку, остановилась перед зданием Вестминстерского дворца. Гвардейцы выстроились в две шеренги, образовав коридор и оттеснив в сторону зевак. Лакей спрыгнул с запяток и откинул подножку кареты. Герцог вышел и с озабоченным видом направился во дворец. Ему предстоял нелегкий разговор в парламенте.
За последние три года король созывал парламент трижды, чтобы тот дал согласие на введение новых налогов, однако палата Общин каждый раз просила взамен гарантии против королевского произвола, и ее уже дважды распускали. Сейчас деньги были нужны позарез: герцог планировал новую экспедицию к Ла-Рошели; но упрямцы в войлочных париках требовали подтвердить Великую хартию вольностей. Мерзавцы, боятся угодить в Тауэр! Они и так забрали слишком много воли. Вон французский король сажает в тюрьму кого хочет — и своих, и чужих.
При мысли о французском короле у Бэкингема совершенно испортилось настроение. Сзади послышался сильный шум, громкие крики. Герцог обернулся. Сквозь оцепление к нему пытался прорваться какой-то человек, крича: «Милорд, милорд, подождите!»
— В чем дело? — грубо спросил герцог.
— Я — Фелтон, сэр! — несколько удивленно напомнил ему проситель, словно Бэкингем был его давним знакомым. — Лейтенант Фелтон!
— Чего вы хотите?
— Я был дважды ранен под Ла-Рошелью, и видит Бог, что если бы все дрались так, как я, мы бы не отступили! — гордо воскликнул Фелтон, выпятив грудь. — Я полагаю, что имею право на повышение.
— Да подите вы к черту! — огрызнулся Бэкингем и зашагал ко дворцу, словно пытаясь вбить каблуками в землю воспоминание о злосчастной высадке на остров Ре. Фелтона оттащили гвардейцы.
Людовик сдержал свое обещание кардиналу: семнадцатого апреля он вернулся обратно. Выстроенные по-парадному войска встречали его приветственными кликами, форты и корабли — пушечным салютом.
Ришелье с гордостью продемонстрировал ему почти законченную плотину и баррикаду из затопленных кораблей, связанных канатами. На насыпи разместились одиннадцать фортов и восемнадцать редутов, а на пушках кардинал приказал выгравировать надпись: «Ultima ratio regis» — последний довод королей.
И все же ларошельцы не сдавались. В марте они выбрали своим мэром и главнокомандующим Жана Гитона — бывалого моряка, адмирала ларошельского флота. Он долго не хотел принимать эту должность, но потом уступил. Собрав городскую знать в Ратуше, он показал всем длинный и острый кинжал и заявил, что пронзит им любого, кто заговорит о сдаче, и велел убить им себя самого, если он хотя бы заикнется о капитуляции. Агенты отца Жозефа устроили несколько покушений на Гитона, но ему удалось избежать их всех. Попытка Луи де Марильяка проникнуть в город через сточные канавы также окончилась неудачей.
В мае к Ла-Рошели подошла английская флотилия из пятидесяти трех кораблей под командованием лорда Денбига. Развернувшись бортами к дамбе, они попытались разрушить ее из пушек. Но французские батареи вели ответный огонь.
Прибытие англичан возродило надежды осажденных и наполнило тревогой сердца осаждавших. Пока Людовик лично руководил пушкарями, обучая их более точной стрельбе, Ришелье тайком подослал к Денбигу своих агентов, предложив золото в обмен на невмешательство. Неизвестно, какой аргумент оказался более убедительным, но вместе они возымели свое действие: через неделю, не дав боя и не доставив провизию ларошельцам, флотилия распустила паруса и растаяла в предрассветном тумане.
Лето 1628 года выдалось очень жарким, засушливым. Возле бочек водовозов стояли длинные очереди из королевских солдат, набиравших воду прямо в шляпы. Когда ветер дул с берега, то доносил сладковатый трупный запах из осажденного города: жители Ла-Рошели умирали от голода. Уже несколько недель они питались лишь водорослями и ракушками; мать и сестра герцога де Рогана, находившиеся в городе, страдали так же, как все. Твердой походкой моряка, широко расставляя ноги, Жан Гитон каждый день выходил на улицу, чтобы поддержать дух защитников крепости. Однажды какой-то человек, от которого осталась одна тень, свалился почти ему под ноги.
— Сейчас дух испустит, — прошептал один из спутников Гитона и перекрестился.
— Вас это удивляет? — мрачно возразил мэр, глядя на умирающего. — Когда-нибудь это случится и с нами, раз нам не оказывают помощи.
— Но ведь от голода каждый день гибнет столько людей, что скоро здесь вовсе не останется жителей! — робко возразил кто-то за его спиной.
— Достаточно, чтобы остался один и держал ворота на замке, — отрезал Гитон.
Людовик неоднократно посылал к городу парламентеров с предложением сдаться, однако ворота оставались заперты. В Ла-Рошели ждали англичан.
Двадцать третьего августа герцог Бэкингем прибыл в Портсмут. Эскадра готовилась к отплытию. Герцог был немногословен и явно чем-то удручен. Обед в присутствии офицеров королевского флота прошел в полном молчании. Отодвинув тарелку, Бэкингем встал из-за стола, коротко кивнул присутствующим и собрался уходить. В этот момент от стены черной тенью отделился какой-то человек, подошел к нему сзади и хладнокровно ударил два раза кинжалом. Все оцепенели от неожиданности.
— Ах, собака, ты убил меня! — воскликнул герцог, пытаясь выхватить шпагу. Но тут у него пошла горлом кровь, и он повалился на пол.