Дьявол в музыке
Шрифт:
– Ничто из этого не доказывает, что он обманул эту женщину, устроив фальшивый брак, - задумчиво сказал Джулиан. – Мог ли он устроить такую долгую и продуманную интригу втайне от тебя?
– О, он мог, - печально сказал Эрнесто. – Он старался держать это втайне от меня. Тогда он не доверял мне. Он думал, что раз мой отец служит старому маркезу, то меня послали шпионить за ним. Он был неправ – я его человек, а не его отца. Но господин понял это лишь через несколько лет.
– Отец маркеза Лодовико был бы очень зол, узнай он, что его сын соблазнил певицу?
– За это – нет, синьор, и даже за ребёнка бы не попрекнул. Но прикидываться, что женился на ней, – это низко и подло, и старому маркезу бы совсем не понравилось.
Джулиан задумался.
– Как ты думаешь, Лодовико мог знать или догадываться, что Валериано – его сын?
– Я уверен, что он никогда не знал, что у него вообще есть такой ребёнок, синьор. Он хотел его. Он всегда жалел, что у него нет больше сыновей. Узнай он о бастарде, он бы не успокоился, пока не получил бы его, чего бы это не стоило.
– Валериано говорил, что его мать именно этого и боялась, - вспомнил Джулиан. – Она считала, что маркез шпионит за ней.
– Об этом я ничего не знаю, синьор.
– Мог ли маркез Лодовико выяснить что-то о своей связи с Валериано после того, как тот вырос и стал певцом? Это бы объяснило, почему он предлагал ему покровительство.
Эрнесто покачал головой.
– Он бы действовал прямо, синьор.
– Быть может, он колебался, не желая признавать сына в кастрате?
– Если это так, - спокойно ответил Эрнесто, - то он бы ошибся. Синьор Валериано – больший мужчина и сын своего отца, чем его покойный брат. Его преступления ужасны, но несправедливость по отношению к нему и его матери тоже ужасны. Он отомстил за себя, как мужчина, и мой господин уважал бы его за это. И, синьор, кажется очень уместным…
– Что кажется?
– Что убить моего господина смогла только его собственная кровь.
Расставшись с Эрнесто, Джулиан решил вдохнуть свежего воздуха. Он вышел через парадную дверь и остановился у перил, глядя на террасу.
Маркеза сидела в плетёном кресле у пруда с лилиями и наклонялась, чтобы погрузить пальцы в воду. Чёрная вуаль была откинута, и лежала на плечах. Лучи послеполуденного солнца, косо падавшие на террасу, делали её платье немного прозрачным, показывая изящные руки под длинными рукавами и тонкие лодыжки под юбкой. Он был поражён её красотой, как будто видел эту женщину в первый раз. Убийства просто не имели права случаться в одном мире с ней. Ничто не имело права её беспокоить.
Он стремительно спустился вниз и присоединился к маркезе у пруда. Она подняла голову, чтобы увидеть, кто пришёл.
– Джулиано.
– Я побеспокоил вас?
– Нет, - она снова погрузила пальцы в воду, золотые рыбки бросились врассыпную.
Джулиан занял соседнее кресло.
– Могу я вам помочь?
– Помочь с чем?
– С тем, что вас тревожит.
– Меня ничто не тревожит, Джулиано. Я просто размышляю.
Он посмотрел, как он распугивает золотых рыбок. Почему он не мог влюбиться в такую как Франческа? Женщину, которая доверчиво, как ребёнок, искала утешения и хотела простых вещей – любить и быть любимой, защищать и быть под защитой?
– О чем вы размышляете? – спросил он.
– Об Орфео. Как вы думаете, он выдаст себя теперь, когда ему не грозит арест за убийство Лодовико?
– У него могут быть иные причины скрываться.
– Я думаю, что это неважно. Теперь мы знаем, что в смерти Лодовико виновен не он, так что Орфео больше неважен. Он никогда не был важен – просто обманка. Вы сразу это почувствовали, и я должна была вам поверить.
– Почему вы так горюете? – спросил он.
Она не ответила сразу. Через мгновение она всё же спросила:
– Что вы будете делать теперь?
– В следующие полчаса или вообще?
– После того как покинете виллу.
– Я предложу МакГрегору показать всё, что он захочет увидеть в Италии. Но думаю, что он уже сыт по горло поездкой на континент. Всё, что ему теперь нужно – это курьер, с которым он уедет в Англию.
– А вы? Куда поедете вы?
Он задумался.
– Я никогда не был в Перу. На самом деле, я очень мало знаю о Перу – только название.
Она вновь склонилась над прудом, беспокоя пальцами водную гладь.
– Вам нравится смеяться надо мной.
– Ваш вопрос заслуживает моего ответа. Вы должны понимать, что я поеду туда, куда поедете вы.
Она медленно выпрямилась, по-прежнему пряча глаза.
– Я не думаю, что вам понравится жить в Милане.
– Ризотто, опера шесть вечеров в неделю и вы? Я постараюсь это вынести.
Она посмотрела на него с улыбкой, которая могла бы заставить его упасть на колени. Он схватил её за руку.
– Я знаю английский, французский и итальянский, но ни в одном нет слов, что опишут, как я люблю вас.
Он поднёс её руку к губам. Она легко коснулась его щеки. Он вспомнил ночь в беседке, представил, как она, затаив дыхание, прижимается к нему. Он не мог повторить этого сейчас. На озере было много лодок, а слуги могли выглядывать в окна. Он неохотно отпустил её руку.
– А что вы будете делать в следующие полчаса? – спросила она с улыбкой.
– Я собираюсь поставить опыт – из тех, что одобрил бы наш учёный друг мистер Флетчер.
– Что за опыт?
– Я хочу попробовать вскарабкаться с южной террасы до балкона маркеза Ринальдо.
– Зачем? – в изумлении спросила она.
Джулиан пожал плечами.
– Я думаю, это позволит мне лучше понять преступление.
– Но вы можете сломать шею! Это чудо, что Валериано не… - она замолкла, и её глаза расширились. – Вы хотите понять, возможно ли это.
Джулиан уклончиво улыбнулся.
– Я думаю, кто-то ведь должен это выяснить, верно?
Разумеется, эксперимент Джулиана стал зрелищем. Все слуги высыпали из виллы посмотреть, покричать ободряющие слова и предупреждения, помолиться, повизжать и просто отвлечься от своей работы. Несколько человек страховали Джулиана снизу со старым лодочным тентом, но Кестрель не хотел проверять, насколько он ему поможет. Брокер и МакГрегор также наблюдали снизу – доктор держал в руках медицинскую сумку, а на его лице было ясно написано неодобрение. Беатриче ждала на балконе Ринальдо, как будто награда, за которой будет карабкаться Джулиан.