Дьявол в музыке
Шрифт:
Донати хотел возразить, что урок – это не выступление. Но потом решил дать этому спору утихнуть, потому что понимал, что юноша скорее позволит себе захлебнуться в собственной крови, чем пожалуется на боль и сложности в присутствии маркеза.
Вечером Маттео и Лючия ушли в замок. Лодовико ходил по музыкальной взад и вперёд в непонятном для Донати возбуждении. Орфео играл на пианино и пел для себя. Донати не позволял ему практиковаться во всю мощь голоса больше двух часов в день, но петь вполголоса дозволялось, чтобы отработать экспрессию и выражение. Он исполнял одну старую и любимую учителем
Не спастись от скорбей
Снедает меня
Жестокая боль
Звёзды, судьба, боги и Небо – теперь тираны мои[12]
– Тебе обязательно продолжать петь что-то столь унылое? – недовольно спросил Лодовико. – Ты не можешь исполнить что-нибудь весёлое?
Ничего не ответив, Орфео перешёл на забавную арию Моцарта о том, как полезно прятаться под ослиной шкурой. Лодовико вновь принялся ходить туда-сюда. Донати испытал облегчение, когда в церкви пробили десять, после чего Лодовико отправил их в постель. Поднимаясь по ступенькам и опираясь на руку Орфео, композитор услышал, как маркез неустанно играет гаммы на пианино, и подумал, собирается ли Лодовико вообще лечь спать.
Орфео помог учителю умыться и раздеться – его прикосновения были мягкими и терпеливыми, как у женщины. Донати не мог представить, как он раньше терпел Тонио. Он не хотел поднимать болезненную тему, но знал, что не иначе не заснёт.
– Сынок, есть кое-что, что ты должен знать. Тонио давал обет до Великого поста не прикасаться к картам.
Руки Орфео, завязывавшие ночную рубашку на Донати, на миг замерли. Когда он заговорил, композитор понял, что его ученик улыбается.
– Значит, я допустил промашку.
– Не беспокойся, я не скажу маркезу. Но из-за чего вы с Тонио подрались на самом деле?
– Поверьте мне, маэстро, это неважно.
– Тогда почему ты не скажешь мне?
– Я скажу, если иначе вы будете беспокоится. Но я даю слово, что в этом нет нужды.
Донати попал в западню. Настаивать – значит дать понять, что не доверяешь своему ученику. Орфео был в том возрасте, когда мужчина имеет право хранить такие ссоры втайне, если захочет. Так что Донати решил ничего не спрашивать. Но когда Орфео помог ему лечь в постель и укрыл одеялом, учитель настойчиво произнёс:
– Я подумал…
– Да, маэстро?
– Я знал, что вы с маркезом в последнее время не ладите. Но он по-своему заботится о тебе. Я слышал страх в его голосе, когда он спрашивал, в порядке ли ты после драки…
– Я думаю, маэстро, - тихо ответил Орфео, - вы понимаете, что «Ты в порядке?» на самом деле означает «Можешь ли ты петь?»
Донати вздохнул.
– Так или иначе, я подумал, что если ты хочешь продолжить обучение, но не хочешь оставаться в долгу у маркеза, ты мог бы поехать и жить со мной, пока я не найду замену Тонио. Работа нетрудная, а ты сможешь продолжить свои уроки. Я знаю, это выглядит недостойным для молодого человека твоего происхождения…
– Маэстро, это большая честь! Но… мои планы пока неясны. Я не могу быть уверен в том, что буду делать через неделю или месяц.
– Я не понимаю. Ты собираешься уйти, не закончив обучения?
– Не по своей воле. Но это возможно.
– С твоей семьёй в Англии что-то не так?
– В некотором смысле. Простите, что я так загадочен. Я бы сказал больше, если бы мог. Я положу ваш колокольчик в изголовье кровати – вот так, – он положил туда же руку Донати. – Просто позвоните, если вам что-то потребуется ночью.
– Я не буду вызывать тебя звонком!
– Тогда мне придётся спать у вас в изножье, как верному спаниелю, чтобы вы могли пнуть меня в случае чего. Но я думаю, что колокольчик практичнее. Доброй ночи, маэстро. Приятных снов.
Донати услышал, как дверь мягко закрылась. Он думал, что Орфео отправится в свою комнату, но вместо этого услышал шаги, спускающиеся по лестнице. Маркез будет зол, если снова его поймает – кажется, он не хочет, чтобы Орфео и его учитель мешали ему сегодня. Но мешали чему?
Донати выскользнул из-под одеяла и опустился на холодный пол подле кровати. Он прочёл «Отче Наш» и «Радуйся Мария». Затем он представил святую Цецилию в своём любимом образе – в подвенечном платье, слушающей музыкантов, играющих на её свадьбе, но в сердце поющей Господу, что навсегда останется девственницей. Он молил её благословить Орфео и маркеза и исцелить их вражду. А ещё он просил, чтобы Орфео, если он не пострадает от этого, остался бы с Донати и стал великим певцом.
Судорожная игра маркеза на пианино давно закончилась. Когда Донати вернулся в кровать, он подумал, что слышал, как открылась и закрылась парадная дверь. Он недвижимо лежал, прислушиваясь, но не мог разобрать ничего, кроме бесконечного, скорбного шума озера. Он заснул.
Донати проснулся от пения жаворонков. Он протянул руку, нащупал шелковый чехол с часами, что висели над его кроватью. У его часов не было стекла, что защищало циферблат, и он мог узнавать время наощупь. Композитор легко пробежал пальцами по кругу. Чуть позже шести – они с Орфео встают в этот час. Он взял колокольчик, что лежал у изголовья, и позвонил.
Никто не пришёл. Вилла была странно тихой. Донати подумал, что Лючия и её отец ещё не вернулись из замка, а Орфео и маркез спят. Но колокольчик был достаточно громким, чтобы разбудить Орфео в соседней комнате, а быть может – и Лодовико. Они вышли на воздух? Нет – Орфео бы не оставил Донати одного. Быть может, он просто пошёл за водой для умывания и бритья.
Донати немного подождал, потом позвонил снова. Вновь нет ответа. Он лежал тихо, пытаясь услышать шум шагов или скрип двери. За окном начал петь птичий хор. Но на вилле не было ни звука.
Когда в церкви пробили семь, Донати охватил страх. Орфео не мог покинуть его. Возможно, он болен – слышит колокольчик, но не может ответить? Донати выкарабкался из-под одеяла и нащупал ногами домашние туфли. Тут он услышал, как открылась и закрылась парадная дверь. Он протянул руку к колокольчику и зазвонил изо всех сил.