Дьявол в музыке
Шрифт:
– Не думаю, что могу встать, - дрожащим голосом ответил композитор.
Лючия опустилась на колени рядом с ним. Он чувствовал, что она смотрит на покойника.
– Он мёртв, верно?
– Да. Я думаю, мёртв уже несколько часов. В нём… в нём дыра, - он трясущимся пальцем указал в сторону тела.
– Дыра от пули, - мрачно сказала она, - а жилет и грудь обгорели.
– Что нам делать? – спросил Маттео, стоявший в дверях; его грубый голос был неестественно высоким.
Лючия резко вдохнула.
– Орфео!
– Где? – воскликнул Донати, вскакивая.
– Я не знаю! – сдавленно произнесла она. – Вы же думаете, что он… О, Боже!
«Чего он боится? – подумал Донати. – Что Орфео тоже убит… или что он убийца?»
Он не нашёл в себе сил спросить.
– Что там делать? – почти провыл Маттео. Он так и не подошёл – быть может, из-за присущего крестьянам суеверного страха перед мертвецами.
Его дочь оказалась крепче.
– Нужно отправить последние ритуалы. Папа, пошли за доном Кристофоро в деревню! – дон Кристофоро был местным приходским священником. – И – я знаю! – позови друга его сиятельства, графа Раверси. Он знает, что делать.
– Это хорошая мысль! – в голосе Маттео слышалось пылкое облегчение от того, что бремя можно переложить на чужие плечи. – Я отправлюсь немедленно! Но… Я не знаю, стоит ли оставлять тебя здесь…
– Я думаю, всё будет хорошо, - судя по голосу, она пыталась убедить себя.
– Вы же не думаете, что тот, кто это сделал, вернётся, маэстро?
– Я не знаю, - признал Донати, - тебе лучше пойти с отцом. Я останусь здесь с… маркезом.
– Я не брошу вас одного, - объявила она. – Мы останемся вдвоём.
Когда она говорила таким тоном, не было толку спорить. Маттео поспешил прочь.
Лючия помогла Донати подняться и усадила на каменную скамейку. Он неуверенно спросил:
– Мы не должны что-то сделать? Сложить ему руки, застегнуть фрак…
– Я думаю, нет. Наверное, нужно оставить его так, как мы нашли его. Люли могут захотеть узнать, как он лежал и что было с его одеждой.
– Одна из фалд не на своём месте, - сказала Донати, хотя упоминать о такой мелочи казалось глупым.
– Обе, - Лючию озарило. – Кто-то рылся у него в карманах!
– Ограбление! – воскликнул Донати. – Так вот что это было! – он почувствовал, что на сердце стало легче. Орфео мог бы убить, чтобы исправить несправедливость или отомстить, но он не стал бы обирать жертву.
Он услышал, как Лючия спешно подошла к телу. Раздался шорох и звон.
– Его часы на месте, - вздохнула она, - и записная книжка. А в кармане штанов полно монет.
– Значит, это не ограбление. Если только убийце не помешали. Ты не думаешь, что Орфео мог застигнуть преступника здесь?
– И что бы он сделал? – возмущённо спросила она. – Сбежал бы?
– Его могли убить и выбросить тело в озеро.
– Нет! Это невозможно. Тогда грабитель бросил бы туда и маркеза.
Донати подумал, что в этом нельзя быть уверенным, но не видел смысла говорить об этом.
– Граф Раверси поможет нам. Было очень умно послать за ним, - Донати знал Раверси и считал его честным и совестливым, несмотря на хорошо известную манию графа везде искать карбонариев.
Повисла короткая пауза.
– Нам нужно помолиться за него, - предложила Лючия.
Она начала набожно зачитывать заупокойную молитву – de profundis: «Из глубины взываю к тебе, Господи…»[13] Донати присоединился к ней, находя утешение к торжественном и знакомом песнопении, что убаюкало его мысли, оставив только почтение к Богу и жалость у покойному.
К удивлению Донати, граф Раверси приехал в беседку без священника, без жандармов и даже без слуг, если не считать Маттео. Раверси объяснил, что послал лакея в Соладжио за доном Кристофоро и за доктором Луиджи Куриони, а также известил Бенедетто Ругу, подесту, что исполнял обязанности мэра и главного мирового судьи, и Фридриха фон Краусса, командовавшего австрийским гарнизоном. Донати не сомневался, что хотя формально руководить следствием будет Руга, на деле этим займётся фон Краусс. В Ломбардии итальянцы могли предполагать, но располагали австрийские военные.
Раверси подошёл к телу.
– Итак, это правда, - произнёс он пустым, меланхоличным голосом, который, по мнению Донати, всегда звучал, как будто из глубокого туннеля. – Маттео сказал, но я бесплодно надеялся, что это какая-то ужасная ошибка. Мой бедный друг, - он тихо помолился несколько мгновений. – Умереть так далеко от жены и семьи… от рук убийцы!
Донати не знал, что сказать. Заговорила Лючия:
– Ваше сиятельство, мы думаем, что кто-то обшарил его карманы, но ничего не пропало.
– Ты дочь Маттео, Лючия? – спросил граф.
– Да, ваше сиятельство. Я Лючия Ланди.
– Ты двигала тело или изменяла его положение?
– Нет, ваше сиятельство.
– Вы все видели, что я также этого не делал. Но я мне нужно удостовериться в том, что вы говорили. Да, записная книжка и часы на месте. А во внутреннем кармане… пистолет! Почему он взял пистолет на прогулку по саду? О, Мадонна! Он должен был знать, что станет целью бунтовщиков! И всё же он был отважен до самой смерти – презирал карбонариев и не принимал их всерьёз.
Донати был потрясён.
– Синьор граф, так вы полагаете, что это политическое убийство?
– Как вы можете сомневаться в этом, маэстро? Когда такого человека, как Лодовико – верного друга австрийского правительства и церкви – убивают безо всякой причины, это политическое убийство. Подумайте, в какие времена мы живём – восстание в Неаполе, восстание в Пьемонте, а в Ломбардии обширный заговор!
Донати слышал об арестах, что начались прошлой осенью. Несколько выдающихся людей, в том числе лучших писателей и публицистов северной Италии были обвинены в заговоре против австрийских властей королевства. В Венеции создали особую комиссию, и, если Донати не ошибался в своих догадках, скоро она найдёт больше предателей. Уже схваченные были брошены в убогие камеры, где их тайно допрашивали, не позволяя видеться ни с защитниками, ни с друзьями.