Дьявол в музыке
Шрифт:
Де ла Марк кивнул.
– Мои коллеги сообщили в Турин о вашем успехе и том, на что вам пришлось пойти, чтобы добиться его. Потому что мы, - небрежно добавил он, - предполагали, что это вы убили Лодовико, чтобы вернуть альбом. Я испытывал колоссальное облегчение и лишь жалел, что не могу сам выразить вам восхищение и благодарность. Потом я узнал, что вы штурмом взяли лондонский высший свет и стали самым знаменитым денди со времён Браммела. Я могу лишь сожалеть, что вы тратите такой талант на то, чтобы водить кучку аристократов за нос. С вашей смелостью и умом из вас вышел бы прекрасный революционер!
– Вы очень добры.
– А что вы подумали обо мне, - с любопытством спросил де ла Марк, - когда я появился в вашем расследовании? Вы с самого начала знали, что автор альбома – я?
– Нет. Я подумал об этом, когда услышал, что у вас идеальный слух, и вы умеете записывать мелодию прямо во время её исполнения. Но вы должны понимать – Эней не рассказал мне ничего о том, кто составил альбом, или как он попал к Лодовико. Я мог лишь разыскивать карбонария среди знакомых маркеза. Конечно, когда вы поехали на озеро с нами и постоянно намекали, что знаете об Орфео больше, чем говорите, я вас заподозрил. Но у меня не было доказательств, пока лакеи не рассказали, как отняли альбом и передали своему господину.
– Вы не думали, что это я убил маркеза Лодовико?
– Меня развлекала такая возможность. Я видел, как уязвило вас поведение лакеев. И вы могли боятся, что он узнал о шифре и содержимом альбома слишком много, чтобы оставлять его в живых, даже если бы альбом вернулся к вам. Но когда убили Ринальдо, мои подозрения рассеялись. Я не мог придумать ни одной причины, по которой вы могли расправиться с ним.
– Если вас это утешит, mon vieux, вы озадачивали меня вдвое больше, чем я вас – и это при том, что я с самого начала знал, что вы и есть Орфео. Мы – «Ангелы» – были удивлены, когда вы появились в Милане после новостей об убийстве Лодовико. Почему бы, во имя дьявола и всех его приспешников, вам браться за такое расследование?
Мы не могли оставаться в неведении, ведь вы могли действовать против нас. Я взял на себя смелость приглядывать за вами – именно поэтому я наблюдал за вами и Ла Беатриче через то интересное устройство что вы заметили в опере. Через несколько дней я пришёл к ней в ложу и выспрашивал о вас, а она, к моему удивлению, пригласила поехать на виллу. Конечно, я понимал, что кража альбома может раскрыться. Но я должен был знать, что вы задумали. Кроме того, вы придали мне храбрости. Если вы готовы на такой риск, я тоже не мог отступить.
Конечно, когда я узнал вас получше, я понял, почему вы приехали: вы безумный английский дон Кихот, который не может позволить полиции всё провалить. Куда больше меня поразило то, что меня – меня, а не вас! – заподозрили в том, что я Орфео. Это был искусный фарс. Мольер не смог бы сочинить лучше.
Всё стало не таким забавным, когда появились эти лакеи. Тогда, mon vieux, я понял, что вы – не эксцентричный, а просто сумасшедший. Что заставило вас рассказать Гримани об альбоме и протеже графа д’Обре? Лакеи не хотели проблем с полицией. Они бы придержали языки, прикажи вы им.
– Вы не оставили мне выбора, - ответил Джулиан. – В своём рассказе о протеже графа д’Обре вы очень ясно дали понять, что знаете обо мне, как об Орфео, и можете выдать Гримани в любой миг. Вы прямо мне пригрозили: ни слова об альбоме или я вспомню имя протеже. Но это был обоюдоострый меч – если бы меня изобличили, мне было бы нечего терять, и я бы рассказал Гримани всё, что знаю об «Ангелах». Так что я обернул вашу угрозу против вас. Я рассказал комиссарио всё, что вы рассказали мне – в том числе и о графском протеже.
– Я должен признать, это выбило почву у меня из-под ног. Но для вас это была пиррова победа. Если бы убийство не было раскрыто, Гримани послал бы в Париж за сведениями о д’Обре и узнал бы о молодом англичанине-остряке с чудесным голосом и по имени Джулиан Кестрель. И где бы вы тогда были?
– Там же, где бы я оказался в любом случае, не раскрой я убийство Лодовико вовремя. Гримани дал Лючии всего три дня передышки, прежде чем бы он запустил в неё свои когти. Я не мог этого допустить.
– То есть вы бы выдали себя? Даже рискуя тем, что вас повесят или бросят в Шпильберк?
Джулиан криво улыбнулся, вспомнив прогулку с МакГрегором на виллу Плиниана.
– Должен признать, я был немного не в себе.
– Неужели! – де ла Марк снисходительно покачала головой. – Я бы сказал – были совершенно безумны.
– Неужели в этом мире нет никого, ради кого вы готовы умереть?
– Лишь ради свободы, mon vieux.
Они замолчали. Джулиан опёрся на борт лодки, чувствуя, как мягко она поднимается и опускается, и слушая, как вода тихо толкает её в борта. Звёзды расплывались. Он закрыл глаза и позволил сознанию утихнуть…
Де ла Марк вернул его к бодрствованию.
– Есть ещё кое-что, что я хотел узнать. Почему вы взяли графа Раверси себе в союзники, когда раскрыли убийства?
– Мне нужно было кому-то довериться. Раверси был другом Лодовико и имеет влияние, а также обрадовался бы тому, что убийцей оказался не Орфео, которого упустили из-за секретности, которую напустил сам Раверси. Впрочем, - Джулиан улыбнулся, – это лишь одно объяснение.
– О чём вы?
– Вот второе, которое мне нравится больше. Граф Раверси – один из вас, не так ли? Он приехал к озеру, когда я и Лодовико были там – отчасти, чтобы присмотреть за мной, отчасти – чтобы оценить местные гарнизоны на случай восстания, а именно этим он и занимался, устраивая собрания местных землевладельцев с фон Крауссом. Узнав об убийстве, он помог мне так, как смог – задержал расследование, чтобы дать мне сбежать.
– Я потрясён, - в восхищении сказал де ла Марк, - совершенно потрясён, что вы смогли обвинить такой столп общества в принадлежности к карбонариям!
– Если у меня и были сомнения, - добавил Джулиан, - то вы устранили их, когда сказали, что думали, будто я убил Лодовико, когда возвращал ваш альбом. От кого вам было узнать об убийстве, как не от Раверси?
– Mon vieux, вы великолепны! Нет ли малейшего шанса привлечь вас к нашему делу?
– Мне следовало бы считать, что ваше дело сейчас испытывает большие трудности.