Дьявол весной
Шрифт:
Он целенаправленно бросил на неё насмешливый взгляд, который всегда приводил его сестёр и братьев в бешенство... и протянул карточку перед её носом.
Как он и думал, Пандора не смогла удержаться перед вызовом.
Она потянулась за карточкой. До того, как Пандора успела до неё дотронуться, будто по волшебству, Габриэль заставил её исчезнуть. Мальчишкой, он научился ловкости рук у карточных шулеров, когда посещал клуб Дженнера.
Выражение лица Пандоры изменилось, глаза расширились.
– Как вы это сделали?
Также проворно карточка вновь появилась в его руках.
– Научитесь просить вежливо, – сказал он, – и, возможно, я как-нибудь покажу.
Её
– Неважно. Мне неинтересно.
Но он знал, что это ложь. В глазах Пандоры светилась правда.
Ей было интересно, несмотря на то, что она с этим боролась.
И, боже помоги... ему тоже.
Глава 3
Две ночи спустя после бала у Чаворта Габриэль практиковался в игре в бильярд, в личных комнатах над клубом Дженнера. Роскошные покои, которые когда-то занимали его родители в первые дни их брака, теперь предназначались для комфортного размещения семьи Шаллон. Рафаэль, один из его младших братьев, обычно жил в клубе, но в данный момент находился в заграничной поездке, в Америку. Он уехал для того, чтобы найти поставщика и закупить большое количество строганной сосновой древесины от имени, принадлежащей Шаллонам, железнодорожной строительной компании. Американская сосна, ценившаяся за прочность и гибкость, использовалась в качестве шпал для железных дорог и в настоящее время пользовалась большим спросом, поскольку местная британская древесина находилась в дефиците.
В отсутствие беспечного Рафаэля клуб не походил сам на себя, но лучше проводить время в одиночестве здесь, чем в упорядоченной тишине его дома на Квин-Гейт. Габриэль смаковал уютную мужскую атмосферу, в воздухе витали отголоски ароматов дорогого алкоголя, дыма от курительных трубок, промасленной марокканской кожаной обивки и въедливого запаха от зелёного сукна. Аромат всегда напоминал ему о тех случаях в юности, когда отец брал его с собой в клуб.
В течение многих лет герцог заходил в клуб Дженнера практически каждую неделю, встречался с управляющими и просматривал бухгалтерские книги. Его жена Эви унаследовала заведение от отца, Айво Дженнера, бывшего профессионального боксёра. Клуб был неиссякаемым финансовым источником, его огромные прибыли позволили герцогу поправить дела в поместьях и имениях, существующих на доходы от сельского хозяйства, и сколотить огромную империю на инвестициях. Игорный бизнес, конечно, был противозаконен, но половина парламентариев являлись членами клуба Дженнера, что сделало его практически неуязвимым для судебного преследования.
Посещение клуба с отцом было захватывающим событием для опекаемого родителями мальчика. Здесь всегда можно было увидеть или научиться чему-нибудь новому, а люди, с которыми сталкивался Габриэль, сильно отличались от респектабельных слуг и арендаторов в поместье. Покровители и сотрудники клуба сквернословили и грубо шутили, а ещё учили его карточным трюкам и уловкам. Иногда Габриэль, сидя на высоком стуле за круглым столом, наблюдал за игрой с высокими ставками, а рука отца небрежно покоилась на его плече. Под надёжной защитой герцога Габриэль видел, как люди выигрывали или теряли целые состояния за одну ночь, и всё из-за выпавшей комбинации костей.
По мере того, как Габриэль взрослел, крупье научили его теории вероятностей. Они также показали ему, как определить, использует ли кто-то утяжелённые кости или краплёные карты. Габриэль усвоил сигналы тайного сговора: подмигивание, кивок, пожатие плечами и другие тонкости, используемые
Только годы спустя Габриэль понял, отец брал его с собой в клуб, чтобы он смог получить жизненный опыт и был готов к тем случаям, когда люди попытаются его обхитрить. Эти уроки пошли на пользу. Когда он, наконец, покинул безопасную гавань домашнего уюта, то быстро обнаружил, что, как наследник герцога Кингстона, он постоянно находился под прицелом.
Выстроив в линию пять белых шаров на передней отметке стола, Габриэль расположил красный биток для прямого удара в противоположный угол. Он методично отправил каждый шар аккуратно в лузу. Габриэль всегда любил ракурсы и комбинации ходов в игре в бильярд, то, как это помогало ему упорядочить мысли, когда необходимо было ясно мыслить.
Последний раз ударив по шару, Габриэль понял, что кто-то стоит в дверях. Все ещё склоняясь над столом, он поднял глаза и встретил светлый, живой взгляд отца. Его губ коснулась улыбка.
– Я всё думал, когда ты меня заметишь.
Себастьян, герцог Кингстон, вошёл в комнату в обманчиво беспечной манере. Казалось, он всегда был в курсе происходящего в Лондоне, несмотря на то, что месяцами жил в Сассексе.
– Я уже успел услышать три разные версии.
– Выбери наихудшую и ручаюсь, что она самая правдивая, – сухо отозвался Габриэль, отложив кий. Увидеться с отцом было облегчением, он всегда являлся неизменным источником уверенности и поддержки. Они крепко пожали друг другу руки и на мгновение обнялись. Такие проявления любви не были распространены среди отцов и сыновей их сословия, но ведь они никогда и не претендовали на звание обыкновенной семьи.
После нескольких сердечных хлопков по спине Себастьян отстранился и внимательно осмотрел сына с тревогой в глазах, что напомнило Габриэлю о былых временах. Не упуская следов усталости на его лице, отец, как в детстве, слегка взъерошил ему волосы.
– Ты давно не спал.
– Я пьянствовал с друзьями большую часть прошлой ночи, – признался Габриэль. – Мы надрались в стельку.
Себастьян ухмыльнулся и, сняв пальто, бросил изысканно пошитую одежду на соседний стул.
– Упиваешься затухающими днями холостяцкой жизни?
– Точнее было бы сказать, барахтаюсь, как утопающая крыса.
– Это одно и тоже.
Себастьян расстегнул манжеты и начал закатывать рукава на рубашке. Благодаря активной жизни, которую он вёл в Херон-Пойнт, фамильном имении в Сассексе, герцог оставался таким же подтянутым и поджарым, как если бы был вдвое моложе своих лет. Из-за частого пребывания на солнце его волосы покрылись позолотой, а лицо загаром, заставляя светло-голубые глаза выделяться с поразительной яркостью.
В то время, как другие мужчины его возраста вели степенный и размеренный образ жизни, герцог был бодр, как никогда, отчасти потому, что его младшему сыну исполнилось всего одиннадцать лет. Герцогиня, Эви, неожиданно для себя забеременела думая, что её детородный возраст уже позади. В результате, разница в возрасте между младшим братом и сестрой, Серафиной, составляла восемь лет. Эви была крайне смущена, обнаружив, что находится в интересном положении в её то годы, особенно в свете поддразниваний мужа, утверждающего, что она является ходячей демонстрацией его потенции. И действительно, на протяжении всей последней беременности жены в походке Себастьяна читался намёк на излишнее бахвальство.