Дьявол
Шрифт:
— Ты сильнее меня, Оливер, ты уже снова незрим для меня, демон в шапке-невидимке!
И через минуту прибавил:
— Ступай, переночуй у жены. Попрощайся с нею. Ступай, Оливер!
Глава пятая
Ночная беседа
Все кругом было залито лучами знойного солнца. Небольшая кавалькада медленно двигалась вдоль Луары по направлению к Орлеану. С реки не веяло прохладой. Время тянулось так же угнетающе вяло, как и белая раскаленная дорога под копытами лошадей.
Кардинал насмешливо искривил рот, когда король во время прощальной аудиенции указал ему на мейстера Неккера как на его спутника: можно-де использовать знакомство камерария с бургундскими делами и вовлечь его в работу по подготовке свидания государей. Балю задал злостный вопрос:
— А как долго угодно его величеству задержать ревнивца разными делами? На одну ночь, пять ночей, двадцать ночей или даже на всю, легко достижимую вечность? — Но он побледнел и потерял свою уверенность перед тем бешенством, которое засверкало в глазах Людовика, резко кинувшего ему:
— Мы не на попойке, ваше высокопреосвященство!
В течение первого часа пути кардинал был в дурном настроении и делал вид, что не замечает ехавшего с ним рядом мейстера. Но когда он случайно взглянул на серое и мрачное лицо своего спутника, блестящая мысль осенила его. На минуту он даже закрыл глаза словно ослепленный. Он начал было разговор, но Оливер, осаждаемый мрачными мыслями, был скуп на слова. Оливер думал об Анне, о прощании, во время которого не было произнесено ни одного слова из тысячи роившихся в его уме. Он не хотел осквернять этой ночи, этой чудной ночи любви рассказом о пережитом и о чудовищном решении и только утром сообщил ей в кратких словах, что король по веским причинам отсылает его в Париж для наблюдения за Балю.
— Он не разрешил мне сопровождать тебя? — спросила Анна, побледнев.
— Меня может сопровождать только Даниель, — ответил мейстер.
Больше им не о чем было говорить. Но когда он ее обнял и взглянул ей в глаза, вмещая в один этот взгляд все, все, что нужно было сказать, он увидел в ее зрачках чуждый, желтый, жестокий огонек. Когда же он обернулся в последний раз, ему представилось чужое лицо куртизанки без улыбки и милосердия на тонких губах, без любви и без страха. — Это Фиамминга, — сказал он себе, и сердце его сжалось, как от удара ножа.
Погруженный в свои думы, он и не заметил, что спокойный иноходец кардинала шел все тише и что он невольно заставлял свою лошадь идти рядом с ним. Сопровождавший их небольшой вооруженный эскорт ехал теперь на некотором расстоянии впереди них, и только Даниель Барт все держался около своего господина.
— Пыль, ужасная пыль! — пожаловался Балю, задерживая лошадь. Он поднял свою черную с красной лентой шляпу и вытер лоб. Оливер с Даниелем тоже придержали своих лошадей.
— У вас неважный вид, мейстер, — сказал кардинал, быстро оглядывая своего спутника. — Вы больны?
Оливер поднял голову, стараясь собраться с мыслями.
— Я болен? — переспросил он. — Конечно, нет.
— Но, может быть, у вас какое-нибудь горе? — осторожно подбирался Балю.
Неккер посмотрел на него с удивлением. Потом он тихо улыбнулся.
— Возможно, монсеньор, — сказал он, — однако наши люди очень нас опередили. Даниель, догони их и скажи, чтобы они нас подождали.
Барт повиновался. Теперь и Балю улыбнулся.
— Хорошо, мейстер, хорошо. Нам, может быть, надо сообщить друг другу многое такое, что другим неинтересно знать. — И, говоря так, кардинал задумчиво похлопал своего иноходца по шее.
— Я полагаю, мы с вами, мейстер, люди известной опытности, — начал он без колебания. — Конечно, мы не удивим друг друга и тем более не оскорбим, если откровенно рассмотрим подоплеку того, что случилось. Я беру на себя смелость допустить, что вам небезызвестна истинная причина вашего внезапного назначения, мейстер Оливер?
— Да, конечно, — подтвердил Неккер.
— Я это знал, — продолжал Балю уже уверенным тоном, — ведь вчерашнюю глубоко драматическую сцену я пережил, — несмотря на то состояние, в котором я находился, — не с одним только пошлым цинизмом, какой я обыкновенно проявляю в подобных случаях; нет, я очень хорошо понял ваше внутреннее состояние и восхитился вашему отпору.
— А, в самом деле, — засмеялся Оливер, — разве вчера вечером я не был чем-то вроде героического моралиста? Весьма редкий образчик в коллекции Людовика, не правда ли, монсеньор?
Кардинал смотрел на него со смущенным видом.
— Я не вполне понимаю вашу шутливость, — сказал он, пожимая плечами. — Потому что я говорил весьма серьезно и далеко еще не кончил. Мне до сих пор казалось, что вам не до шуток, мейстер.
Оливер тронул лошадь.
— Солнце жжет невыносимо, если стоять на одном месте, — сказал он, — да и люди наши теряют терпение.
Балю последовал за Оливером и снова, поравнявшись с ним, сказал ему резко:
— Вы не такой человек, чтобы быстро сказать «аминь».
— Откуда вы изволите это знать? — спросил Оливер и, прищурившись, прямо посмотрел на него. — К тому же, простите, зачем вам это знать?
Кардинал засмеялся.
— Мне кажется, мейстер, вы немного побаиваетесь, что я шпионю за вами по поручению короля.
Оливер пожал плечами и сдержал улыбку. Тем временем они нагнали свою свиту.
— Поистине вы ошибаетесь, — быстро прошептал Балю, — или делаете вид, что не понимаете, с каким удовольствием я замечаю ваше оппозиционное настроение.
Теперь, в свою очередь, засмеялся Оливер и посмотрел на кардинала откровенным взглядом. Тот смущенно тряхнул головой.
— Чего вы смеетесь, мейстер? — спросил он с подавленным видом.
Но Даниель Барт держался от них так близко, что прелат счел за лучшее помолчать. Они поехали дальше, время от времени перекидываясь ничего не значащими словами. Балю искоса наблюдал за своим спутником. На губах Оливера все еще блуждала неприятная двусмысленная улыбка. Кардинал напряженно закашлялся.