Дьявольская материя(История полосок и полосатых тканей)
Шрифт:
Поверхности: однотонная, полосатая, многоцветная, крапчатая
Глаз средневекового человека особенно внимателен к материалу и структуре различных поверхностей. Эта структура, в частности, помогает ему различать места и предметы, видеть различные зоны и планы изображения, улавливать ритм и логическую последовательность, делать сопоставления и противопоставления, распределять и классифицировать, составлять иерархию. Стены и полы, ткани и одежда, бытовая утварь, древесные листья, шерсть животных и человеческое тело — любая поверхность, естественная и искусственная, является носителем классификационных знаков. Тексты и изображения донесли до нас бесчисленное количество примеров подобного восприятия. В этой связи мне как исследователю представляется целесообразным разделить поверхности на три большие группы: одноцветные, многоцветные и полосатые, причем две последних категории предполагают множество вариантов (с точки зрения средневекового восприятия шахматная расцветка, например, представляет собой крайнюю форму рисунка в полоску). Остановимся на этих трех структурах и на том, какое значение они обретают, будучи воспроизведены на поверхности предметов или в изображении.
Действительно однотонная поверхность встречается крайне редко, что само по себе заслуживает внимания. Средневековые технологии не дают возможности добиться абсолютной однотонности, гладкости и чистоты на большинстве поверхностей (на ткани это правило не распространяется). С другой стороны, художники и ремесленники неохотно оставляют пустыми огромные пространства и часто уступают искушению заполнить или «одеть» их, продергивая поперечные нити, добавляют
Многоцветная поверхность всегда означает что-то положительное; она более насыщенная и более ценная по сравнению с однотонной. По сути, это одноцветная поверхность, на которую с регулярным интервалом нанесены геометрические фигуры или геральдические знаки: точка, полумесяц, звезда, кольцо, треф, геральдическая линия. Как правило, фигуры, расположенные таким образом, бывают более светлыми, чем сама поверхность, служащая им фоном. Многоцветная поверхность почти всегда связана с чем-то торжественным, величественным и даже священным. Вероятно, поэтому она фигурирует на королевских регалиях и коронационной мантии, используется при изготовлении предметов богослужения, присутствует на многих картинах с божественным сюжетом. Изображения Пресвятой Девы пестрят многоцветием. Что же касается герба французских королей — золотые лилии на лазурном фоне, то он представляет собой самый совершенный пример средневекового многоцветия. Это одновременно знак правящего дома, космический орнамент, атрибут Девы Марии, символ верховной власти и плодородия [24] .
24
О французских гербах и многоцветий в средневековом восприятии см. M. Pastoureau, «Le roi des lis. Embl`emes dynastiques et symboles royaux» // Archives nationales, Corpus des sceaux francais du Moyen Age. Tome II. Les Sceaux royaux (par M. Dallas), Paris, 1991, p. 35–54.
Что же касается иконографии, то в этом отношении любая многоцветная структура представляет собой статичное, фронтальное изображение, как бы прибитое к поверхности своего материального носителя, смотрящее на зрителя в упор. Оно не рассказывает о себе и не описывает себя, оно просто есть.
Поверхность в крапинку — то же многоцветие, только неправильное. В этом случае маленькие фигуры расположены беспорядочно, а главное, сами они неправильной формы — это уже не звезды, полумесяцы и крестики, но случайные сочетания и просто цветовые пятна. Они воплощают в себе идею беспорядка, путаницы, деструкции. Иногда бывает сложно увидеть различие между многоцветным и крапчатым изображением; но в символическом отношении они являют собой два противоположных мира, божественный и дьявольский. Дело в том, что пятна на теле человека или животного вызывают аналогию с волосяным покровом, воспринимаются как признак болезни и нечистоты. Соответственно, крапчатая поверхность может ассоциироваться с кожными высыпаниями, с золотухой и бубонной чумой. В обществе, постоянно страдавшем от эпидемий кожных заболеваний, где их принято было бояться, — вспомним об участи так называемых «прокаженных», — крапчатые поверхности оказываются связанными с разложением, с существованием за пределами социума, близости к смерти и аду. Недаром демоны и черти часто изображаются в пятнистых одеяниях [25] .
25
O.A. Erich, Die Darstellung des Teufels in der Christlichen Kunst, Berlin, 1931; M. Pastoureau, Bestiaire du Christ, bestiaire du Diable. Attribut animal et mise en sc`ene du divin dans l’image m'edi'evale// Couleurs, images, symboles, Paris, 1989, p. 85—110. С крапинками, в частности, связана проблема «рыжих». В Средние века рыжие волосы и веснушчатая кожа, как и одежда в полоску, всегда, в той или иной степени, свидетельствовали о низком социальном статусе или несчастливой судьбе.
Впрочем, эти твари могут быть и «полосатыми», что в определенном смысле не так серьезно, но более двусмысленно. Полоски являют собой противоположность как однотонной, так и крапчатой поверхности, и художники нередко прибегают к этому контрасту. Но у них есть и другая функция: полосатая поверхность ритмична, динамична, связана с повествованием, она обозначает действие, переход из одного состояния в другое. На миниатюрах XIII века Люцифер и взбунтовавшиеся ангелы часто изображались с горизонтальными полосами по всему телу — живым свидетельством их разложения. С другой стороны, эти полосы подчеркивают определенный элемент изображения, поскольку любой элемент в полоску сразу бросается в глаза — таково свойство нашего взгляда. Фламандские живописцы XV и XVI веков иногда прибегали к такой хитрости: они помещали персонаж в полосатой одежде в центре картины, зная, что именно на нем зритель сфокусирует свое внимание прежде всего. Иногда это создает эффект оптической иллюзии. Мемлинг, Босх, Брейгель и некоторые другие владели этим приемом в совершенстве — они ставили на видное место не человека, сыгравшего ключевую роль в данном эпизоде или во всей истории, а третьестепенного персонажа, чтобы отвлечь на какое-то время наше внимание от более важного фрагмента картины, который, по замыслу автора, постепенно откроется зрителю. Например, Брейгель в своем знаменитом «Несении Креста» (1563), огромном полотне, где задействовано более 500 персонажей, поместил почти в самом центре композиции простого крестьянина, неизвестного и ничем не примечательного; он идет торопливым шагом, одетый в шапочку и красно-белое платье в косую полоску. Поскольку полоски резко выделяются на фоне всего остального, зритель обращает внимание на него, а не на передний план картины, где Иоанн и несколько женщин пытаются поддержать безутешную Деву Марию, и уж тем более не на заднюю часть картины, где изображен Христос, упавший под тяжестью своего креста, Христос, потерянный и забытый посреди равнодушной толпы [26] .
26
С. de Tolnay, P. Bianconi, Tout l'oeuvre peint de Breugel l'Ancien, Paris, 1968, pi. XXV; F. Grossmann, Pieter Breughel. Complete Edition of the Paintings, Londres, 1974.
Позволительно задаться вопросом, почему в отношении визуальности полоски имеют безусловный приоритет по сравнению с другими структурами. Любой полосатый элемент бросается в глаза раньше, чем однотонная, многоцветная и даже крапчатая поверхность. Может быть, это феномен восприятия, характерный для представителей европейской цивилизации? Или тут проявляется свойство другого порядка, общее для человека и некоторых животных? Что здесь от биологии и что от культуры, и если существует между ними граница, то где она проходит? Я попытаюсь ответить на эти трудные вопросы в конце книги.
Что мы можем утверждать уже сейчас, так это что в Средние века полоски связаны с идеей разнообразия (латинское varietas). «Полосатый» (virgulatus, lineatus, fasciatus и др.) может употребляться в том же значении, что и слово «разнообразный» (varius), и эта синонимия сразу же сообщает полоскам отрицательную окраску. Дело в том, что в средневековой культуре varius (разнообразный, пестрый)
27
В ближайшем будущем я надеюсь заняться подробным анализом определений varius и diversus в классической и средневековой латыни. Если говорить о зрительных ассоциациях, то varius — это нечто многосложное, состоящее из разного рода слоев, которые накладываются друг на друга, но так, что возникает впечатление некоторой цельности (центростремительная тенденция), a diversus — множество противостоящих друг другу элементов (центробежная тенденция). Крапчатая поверхность соответствует varietas, но не diversitas. Полоски же совмещают в себе и то и другое — и мы в очередной раз убеждаемся в их примате над крапинками. Об этимологии и семантике varius и diversus см. A. Ernout, A. Meillet, Dictionnaire 'etymologique de la langue latine, 4-e 'ed., Paris, 1959, p. 713–714 et 725–726 (verto).
Подобный подход распространялся и на животных — те из них, у кого шкура была полосатой (tigridus) или пятнистой (maculosus), считались опасными тварями. Они могут быть жестокими и кровожадными, как тигр, гиена и леопард (в средневековом мифологическом сознании леопард имеет мало общего с одноименным представителем семейства кошачьих — это скорее «отрицательный» двойник льва) [28] , ворами, как форель и сорока, коварными, как оса и змея, связанными с нечистой силой, как кошка и дракон. Даже зебра, о которой так любили порассуждать зоологи Ренессанса, в Позднем Средневековье имела репутацию крайне опасного зверя. Конечно, те, кто это утверждал, никогда ее не видели и имели о ней довольно смутное представление (они принимали ее за разновидность осла или онагра), но одного факта, что она полосатая, было достаточно, чтобы счесть ее кровожадным, прямо-таки дьявольским чудовищем и включить ее в соответствующий бестиарий [29] . Позднее мы увидим, как это загадочное животное будет реабилитировано в эпоху Просвещения.
28
В европейской культуре XII–XIII веков леопард предстает как персонаж сугубо отрицательный, лев же, напротив, избавляется, как бы «за его счет», от прежних негативных коннотаций и окончательно обретает статус царя зверей. См. M. Pastoureau, «Quel est le roi des animaux?» // Le Monde animal et ses repr'esentations au Moyen Age (XI—XV-e s.). Actes du XV-e Congr`es de la Soci'et'e des historiens m'edi'evistes de l'enseignement sup'erieur public (Toulouse, 25–26 mai 1984), Toulouse, 1985, p. 133–142.
29
См. подборку текстов в C. Gessner, Historia animalium. Liber primus de quadrupedibus viviparis, Zurich, 1551. p. 784–785. Об удивительной путанице между зеброй и онагром, имевшей место в XIII веке, можно прочесть у энциклопедиста Винсент де Бове (Vincent de Beauvais, Speculum naturale, livre XIX, chap. 95 (de diversis generibus onagrorum), 'ed. de Douai, 1624, col. 1434–1435.
Впрочем, любая лошадь, если в ее масти было больше одного цвета, компрометировала своего наездника. В литературных текстах, в частности в рыцарских романах, существует такой топос: герой на белом коне, противостоящий предателю, незаконнорожденному или чужеземцу, у которого лошадь de deus colours, двух цветов — vair'e, в яблоках, полосатая, гнедая, пегая и т. д. [30] Сходную систему персонажей мы видим и в Романе о Лисе: звери с полосатой (барсук Гримбер) или пятнистой (кот Тибер) шкурой объединяются со зверями с рыжей шкурой (лис Ренар, бельчонок Руссо) и образуют клан лгунов, воров, развратников и скряг. В мире животных, как и в мире людей, быть рыжим значит примерно то же, что и полосатым или пятнистым.
30
См. многочисленные примеры, приведенные в A. Ott, Etude sur les couleurs en vieux francais, Paris, 1899, passim. См. также замечательную работу А.-М. Bautier, Contribution `a l’histoire du cheval au Moyen Age /I Bulletin philologique et historique du Comit'e des travaux historiques et scientifiques, 1976, p. 209–249, et 1978, p. 9—75. О негативных коннотациях, связанных с полосатым и пятнистым скотом в библейской культуре, см. Книгу Бытия, 30, 25–43.
Это предубеждение и даже страх перед пятнистыми и полосатыми животными жили в народном сознании очень долго. Вспомним знаменитую историю с Жеводанским зверем, наводившим ужас на жителей Оверни и Виварэ в 1764–1767 годах, — очевидцы описывали его как огромного волка с широкими полосами вдоль спины [31] . Будучи исчадием ада, этот «зверь» просто обязан был быть полосатым. Такие же полоски были замечены у всех остальных «Жеводанских зверей», которые в течение многих десятилетий, кое-где вплоть до середины XIX века, поражали воображение и наводили ужас на целые деревни в большей части французских провинций [32] . Заметим напоследок, что и сегодня тигр, чьею шкурой мы любуемся и которого мы можем увидеть только в зоопарке, остается в нашей мифологии символом невероятной жестокости.
31
Литература о Жеводанском звере чрезвычайно обширна, но ее научные качества нередко оставляют желать лучшего. См. прежде всего F. Fabre, La B^ete de G'evaudan en Auvergne, Saint-Flour, 1901; X. Pic, La B^ete qui mangeait le monde en pays de G'evaudan et d'Auvergne, Paris, 1971; Abb'e Pourcher, Histoire de la b^ete de G'evaudan, veritable fl'eau de Dieu, Mende, 1889. Относительно нашего сюжета см. эстампы в книге D. Bernard, L'Homme et le loup, Paris, 1981, p. 48–57.
32
В Германии были свои «Жеводанские звери» — в конце XVIII и в первой половине XIX века. Более того, после Второй мировой войны в Англии и Франции зафиксировано много случаев явления «мистических кошек» (термин В. Кампьон-Венсена), обнаруживающих некоторое сходство с «зверем»; некоторые очевидцы, в частности, рассказывали о полосатой шкуре. В 1990 году в Париже под эгидой Национального Центра Научных Исследований (CNRS) был созван специальный коллоквиум, посвященный этому явлению.