Дьявольский вальс
Шрифт:
Мужчина с усами Фу Маньчу заявил:
– Как насчет того, чтобы сообщить нам, что же произошло, чтобы мы могли защитить себя, а, офицер?
Одобрительное гудение в толпе.
– Давайте-ка просто успокоимся, – предложил Перкинс.
– Нет уж, сами вы успокаивайтесь, – возразил блондин. – Вы, ребята, только тем и занимаетесь, что штрафуете за переход бульвара в неположенном месте. А когда происходит что-то серьезное, вы задаете свои вопросики и смываетесь, оставляя нас расхлебывать кашу.
Перкинс не двинулся с места и не сказал ни слова.
– Послушай, приятель, – начал другой мужчина, чернокожий и сутулый, в форме медбрата. – У некоторых из нас есть, между прочим, своя личная жизнь. Скажи нам, что произошло.
– Да! Скажи!
Ноздри Перкинса раздулись. Он еще некоторое время разглядывал толпу, а затем открыл дверь и попятился наружу.
Толпа в вестибюле гневно гудела.
Кто-то громко проговорил:
– Собака!
– Чертовы копы, только пешеходами-нарушителями и занимаются.
– Ага, шайка грабителей – больница ткнула нас на автостоянку через улицу, а эти подлавливают, когда мы спешим на работу.
Шум одобрения. Никто не сказал больше ни слова о том, что произошло на стоянке.
Дверь вновь открылась. Появился другой полицейский – молодая суровая белая женщина.
– Итак, – заявила она. – Сейчас вы просто будете выходить по очереди, друг за другом, полицейский проверит ваши удостоверения личности, и вы сможете отправиться домой.
– Да что ты? – воскликнул чернокожий мужчина. – Добро пожаловать в Сан-Квентин [17] . Что дальше? Личный досмотр?
17
Федеральная тюрьма.
Ворчание в том же духе продолжилось, но вскоре толпа задвигалась и притихла.
Для того чтобы выбраться на улицу, мне потребовалось двадцать минут. Полицейский списал мое имя со значка-пропуска, спросил подтверждающий документ и записал номер моего водительского удостоверения. Шесть машин полицейского отделения стояли прямо у входа в больницу, за ними виднелся автомобиль без каких-либо опознавательных знаков. Посредине наклонной дорожки, ведущей к автостоянке, расположилась кучка людей.
– Где это произошло? – поинтересовался я у полицейского.
Он указал пальцем на стоянку.
– Я ставил машину там же.
Он поднял бровь:
– Когда вы приехали сюда?
– Около девяти тридцати.
– Вечера?
– Да.
– На каком этаже вы поставили машину?
– На втором.
Он поднял глаза на меня:
– Вы заметили что-нибудь необычное, когда парковали машину? Может, какой-нибудь подозрительный тип там вертелся?
Вспомнив странное ощущение, будто за мной наблюдают, я тем не менее ответил:
– Нет, но освещение было неровным.
– Что вы подразумеваете под «неровным», сэр?
– Неравномерное. Половина пространства была освещена, а другая – находилась в темноте. Там было легко спрятаться.
Полицейский посмотрел на меня. Сжал зубы. Еще раз взглянул на мой значок и сказал:
– Можете идти, сэр.
Я пошел вниз по дорожке. Проходя мимо кучки людей, я узнал одного из них. Пресли Хененгард. Начальник службы безопасности больницы курил сигарету и поглядывал на звезды, хотя небо было затянуто тучами. Другой мужчина в костюме с золотым щитом [18] на лацкане пиджака что-то говорил. Казалось, что Хененгард не слушает его.
18
Эмблема высокого полицейского чина.
Наши глаза встретились, но его взгляд не задержался на мне. Он выпустил дым через ноздри и огляделся вокруг. Для человека, чья служба потерпела такое фиаско, он выглядел поразительно спокойно.
10
Из газет, вышедших в среду, я узнал, что случилось не просто нападение, а убийство.
Жертвой – ограбленной и забитой насмерть – действительно оказался врач клиники. Его имя мне ничего не говорило: Лоренс Эшмор. Сорок пять лет. Всего год проработал в Западной педиатрической. Преступник ударил его сзади по голове и украл бумажник, ключи и магнитную карточку-ключ от автостоянки для врачей. Представитель больницы, чье имя не упоминалось, подчеркнул, что все въездные шифры изменены, но пройти в клинику своим ходом по-прежнему так же легко, как подняться на один лестничный пролет.
Преступник неизвестен. Никаких предположений.
Я отложил газету и начал рыться в ящиках письменного стола, разыскивая групповую фотографию сотрудников больницы. Но снимок был сделан пять лет назад, задолго до того, как в ней появился доктор Эшмор.
Чуть позже восьми я подъехал к больнице и обнаружил, что автостоянка для врачей отгорожена металлической гармошкой, а машины стоят вдоль круговой подъездной дороги перед главным входом. У въезда на дорогу висело объявление «МЕСТ НЕТ», и охранник вручил мне размноженную на принтере инструкцию для получения новой магнитной карточки-ключа.
– А где мне сейчас поставить автомобиль?
Он указал на изрытый колесами открытый участок через дорогу, где парковали свои машины медсестры и санитары. Я дал задний ход, объехал квартал и закончил тем, что пятнадцать минут простоял в очереди на стоянку. Еще десять минут ушло на поиски свободного места.
Нарушая правила, я пересек бульвар и бегом направился к больнице. В вестибюле – два охранника вместо одного, но больше ни единого признака того, что в двух сотнях футов отсюда вчера угасла чья-то жизнь. Разумеется, я понимал, что в подобном месте смерть человека – не новость, но все же мне казалось, что убийство вызовет большую реакцию. Я взглянул на лица проходивших мимо людей. Да, ничто не способствует ограничению восприятия так, как тревоги и горести.
Я направился к задней лестнице и прямо за справочным бюро заметил более свежую фотографию сотрудников. Лоренс Эшмор в верхнем ряду слева. Он специализировался в токсикологии.
Если снимок сделан недавно, Эшмор выглядел моложе сорока пяти лет. Худое серьезное лицо. Темные непокорные волосы, тонкие губы, очки в роговой оправе. Вуди Аллен, страдающий расстройством пищеварения. Не из тех, кто может оказать сопротивление преступнику. Я подумал, зачем нужно было убивать его из-за бумажника, и осознал всю глупость подобного вопроса.