Дьяволы и святые
Шрифт:
Мой день рождения. Шестнадцать лет прошло с того дня, как мама родила меня ночью в больнице Сен-Манде. Она проклинала, глубоко дышала, заставляла отца ругаться, чуть не вывернула ему руку, клялась, что больше такого не повторится, и, возможно, именно клятвопреступление стало грехом, который им пришлось искупить. Аббат был прав: что я знал о прегрешениях родителей?
Небо разразилось жирными обжигающими каплями, пахнущими сеном и каникулами. Темнота уплотнилась. Я поднял нос и вдохнул грозу полной грудью.
Однако Лягух не дал мне времени насладиться.
~
Я не слышал,
— Кровать пятьдесят четыре, говорит «Колумбия», замечена нехватка воздуха.
Майкл Коллинз? Это вы?
— Ты же звал меня?
Я думал, что в тот день вы меня не услышали.
— А я услышал. Бей. Бей кулаками, ногами, бей как хочешь, только низко.
Кулак врезался во что-то мягкое, а пятка — в голень. Лягух вскрикнул от боли. И вдруг — глоток воздуха. И трава под щекой. Приют «На Границе» лежал на боку, пейзаж перевернулся. Дышать. В нескольких сантиметрах навозный жук лавировал между каплями дождя. Мне захотелось встать и вернуть мир на место, но Лягух прижал меня к земле, упершись ступней между лопаток.
Послышался щелчок пряжки ремня. Звук расстегивающейся ширинки. На ноги полилась теплая жидкость, вонь аммиака смешалась с грубым запахом мокрой земли.
— В следующий раз, — послышался голос, будто издалека, — следи за языком. За тем, что и кому ты рассказываешь.
Лягух помочился до последней капли, застегнул ширинку и удалился, тяжело ступая.
Когда я открыл глаза, я бежал. В темноте Творения, первого дня, в темноте до появления света, когда была лишь пропасть, вода и Бог. Да и насчет Бога я не до конца уверен. Гроза усилилась, заливая все мои пожары, вымывая землю из волос, грязь с лица, мочу Лягуха с одежды. Я не знал, где находился, но надо было бежать — в это я твердо верил. Леденящий душу холод следовал за мной, я чувствовал его дыхание на шее.
— Остановись, мальчик мой. Ты подхватишь пневмонию.
Нет, Майкл Коллинз. Вы всего лишь голос в моей голове.
— У многих людей звучат голоса в голове. Самые хитрые на этом зарабатывают. Остановись, говорю же тебе.
Я не сумасшедший. Я изучал план полета «Аполлона-11» с мамой. Я все читал о Баззе, Ниле и о вас. Я знаю, что теперь вы должны быть на Земле. Вы не можете со мной разговаривать. Это невозможно.
— Ну вот опять. Твой старый учитель Ротенберг прав. Ты не слушаешь. Неважно, где я. Я говорю с тобой — это главное.
Позвольте мне бежать спокойно, Майкл Коллинз. Если я остановлюсь, холод догонит меня. Никто не может мне помочь. Я один.
— Не смеши меня, мальчик. Хочешь, я расскажу тебе о настоящем одиночестве? О поднимающейся в душе тревоге всякий раз, когда «„Колумбия“ с каждым оборотом» оказывается по ту сторону Луны? Когда ночь обрывает радиосвязь — единственное, что соединяет меня с человечеством? Ты хоть представляешь, какие монстры живут там в глубине кратеров?
Простите, Майкл Коллинз. Я
— Забудь про стальные нервы. Вот что я хотел тебе сказать в твой день рождения. Это наша маленькая тайна, поскольку ты тоже в каком-то смысле космонавт. Ты знаешь, как я держался, пока был по ту сторону Луны? Как сопротивлялся давящей тишине и темноте? Я знал. Я знал, что «Колумбия» вернется к свету, что все это лишь вопрос орбиты. Поверь моему опыту. Худшее из одиночеств длится всего сорок семь минут.
~
Где-то в архивах Национальной жандармерии вы можете найти рассказ о том вечере, о ночи моего шестнадцатилетия. Если точнее, вам придется обратиться в архив министерства обороны и попросить дела четвертого регионального командования, округа Юг-Пиренеи, группы жандармерии Верхних Пиреней, а еще точнее — жандармерии Лурда. Если архивы еще не сожгли, не потеряли, не украли и не испортили, вы сможете ознакомиться с протоколом.
Там должно быть примерно следующее:
Рапорт жандарма Лувье, 31 июля 1969 года
Примерно в 22:15 28 июля 1969 года нам позвонили из заведения «На Границе», принадлежащего Департаментскому управлению по вопросам здоровья и общества при епархии Тарба, и сообщили о сбежавшем воспитаннике. В 23.00 старший сержант Казо и я сам заметили на дороге к Лурду заблудившегося молодого человека. Очевидно в растерянности, он представился как «Джозеф Марти, сирота и космонавт», а после потерял сознание. Он час бежал под дождем и преодолел восемь километров. Шеф Казо и я сам проконсультировались по телефону с заведением «На Границе» и, убедившись, что молодой человек не ранен, решили отвезти его в отделение жандармерии. Во время составления рапорта Джозеф Марти заявил, что на него напал человек по кличке Лягух, главный надзиратель приюта. Именно нападение толкнуло его на побег: молодой человек воспользовался неисправностью замка главных ворот.
Аббат Арман Сенак, директор заведения «На Границе», приехал лично забрать молодого человека примерно в час ночи. Будучи в состоянии начинающейся горячки, Джозеф Марти не сопротивлялся. На обвинения молодого человека аббат Сенак, известный на весь департамент своей благотворительной деятельностью и самоотверженностью, ответил, что Джозеф Марти — новый воспитанник, психологически неустойчивый, и до сих пор тяжело переживает гибель родителей. По словам аббата, подобные обвинения часто звучат от молодых людей, требующих внимания в ситуации полного эмоционального отчаяния. Он также пригласил нас расследовать все, что мы посчитаем нужным.
На следующий день мы посетили приют «На Границе». Сироты и служащий персонал встретили нас тепло. Согласно протоколу, мы опросили учеников в группах и по отдельности, и те убедили нас, что с ними хорошо обращаются. Кажется, пансионеры любят своего духовного наставника, а также главного надзирателя Марто (Лягуха), которого ребята описали как «супердоброго», а доминиканские сестры, работающие в приюте, — как «строгого, но справедливого». Месье Марто подтвердил, что не сердится на молодого Марти и понимает, в каком отчаянии мальчик. Месье Марто также попросил нас передать добрые слова полковнику Лаффиту, в командовании в Бордо.