Дьяволы и святые
Шрифт:
Послышался шум шагов. Я испугался и хотел убрать энциклопедию, но руки не слушались, одеревенев после часов печатания. Вместо того, чтобы скользнуть в привычное место, срез ударился о книжную полку и отскочил. Расправив крылья кожаного переплета, книга упала страницами на пол. Замерев от ужаса, я прислушался. Никто не вошел, шаги утихли. Может, Лягух совершал обход. А может, одной из сестер овладели сомнения, погнав ее к церкви, где с ними расправится ледяной холод. Я выждал прилично, не пошевелив и пальцем, а потом поднял книгу.
Она открылась на случайной странице.
Для тех, кто верит
~
Бывают дни, когда я устаю, когда пальцы тяжелеют, когда больше не могу играть, когда думаю: «К чему все это? Она не придет». Тогда я чувствую себя трусом. Столькие до меня джазовыми ночами уже испытывали подобное, когда медные трубы оттягивают наступление рассвета — в Париже, в Чикаго, в Йоханнесбурге, в притонах, пригородах, подвалах, чопорных церквях, где даже мертвым холодно. Пальцы на клавишах, клапанах, струнах, органе, контрабасе, саксофоне, белые пальцы, черные пальцы — тысячи пальцев куют музыку, чтобы прогнать тишину.
В такие дни я думаю о Дозоре, и к рукам возвращается прежняя красота, полная рвения и молодости. Я член тайного общества — настолько тайного, что в лучшие времена в него входило лишь семь человек. И я не говорю о детских заговорах, выдуманных ради игры. Дозор действительно спас еще не до конца повзрослевших мужчин.
— Тебе в прошлый раз мало было?
Десятого августа тысяча девятьсот шестьдесят девятого Синатра погрозил кулаком, едва я приподнял люк, ведущий на крышу. Вместе с Эдисоном, Безродным и Пронырой они уселись вокруг драгоценного приемника. Проныра тут же выключил радио, однако я успел расслышать голос. Скоро я привыкну к его чарующей интонации, преодолевающей горы и долины. Я узнаю, что даже у ангелов может быть испанский акцент.
Все четверо вытаращились еще сильнее, когда за моей спиной показался Момо.
— Мы хотим вступить в Дозор.
— Отказано, — сказал Проныра и повернулся к Синатре: — Давай, задай им трепку, чтобы лучше дошло.
Синатра подошел и замер, когда увидел, что я не двигаюсь с места. Он достаточно дрался в своей жизни и понимал, что настолько спокойными бывают лишь вооруженные люди. И он был прав. Когда я сунул руку в карман, Синатра отпрянул, ожидая увидеть нож. Однако я достал лист бумаги.
— Это страница из энциклопедии аббата. Если он увидит, что я ее вырвал, мне конец.
Проныра пожал плечами:
— Мест нет. Какая-то страница из словаря ничего не изменит.
— Это не какая-то страница из словаря. Это самая главная страница вообще. Единственная вещь, которую нужно узнать из всей энциклопедии.
Стараясь выглядеть непринужденно, я дрожащими пальцами развернул лист бумаги. Такие вещи невозможно держать в руках и не вспотеть. Все четверо затаили дыхание — обычно так встречают мою игру Бетховена.
Страница начиналась со слова «Вулканология»: «комплексная научная дисциплина, изучающая причины образования вулканов, продукты извержения, строение и т. п.». Надо сказать, ребятам было совершенно плевать на вулканологию. Они уже пялились на следующее слово: «Вульва», под которым красовалась огромная черно-белая иллюстрация в четверть страницы, отданной исключительно под описание
Завороженный этим новым механизмом с невидимыми шурупами, Эдисон пялился, потеряв дар речи. Синатра натянул презрительную, саркастическую усмешку, словно пытался сказать: «Если вы думаете, что я вижу это в первый раз…», однако шишка в его шортах свидетельствовала об обратном. Проныра переводил взгляд с рисунка на меня. Безродный спросил:
— Это медведь?
— Дурак, это девчонка.
Безродный забрал у меня страницу, Эдисон попытался отобрать ее, но вмешался Синатра. Я спокойно поднял руку:
— Все по очереди.
Со священным ужасом они изучали рисунок, и их восхищение было подобно тому, что испытывает человек, глядя на землетрясение. Я долго тренировался в хладнокровии: до посинения пялился на картинку накануне, чтобы привыкнуть, еще не осознавая, что к подобному не привыкнешь никогда.
— Если примете меня и Момо в Дозор, картинка ваша. То есть наша. Иначе…
— Иначе что?
— В одиночку хранить такое слишком рискованно. Аббат может найти. Я сожгу ее.
Все четверо побледнели.
— Ты не посмеешь, — сказал Синатра.
— Да ну? Тогда для начала я ее порву.
Я взял страницу двумя пальцами, поднял и…
— Прекрати! — закричал Проныра. — Хорошо, хорошо. Тебя примем, но не идиота.
— Его зовут Момо. Еще раз назовешь его идиотом, и я тебе башку проломлю.
Проныра учуял, что я говорил серьезно. Момо улыбнулся. Момо всегда улыбался.
— Хорошо, не кипятись. Я голосую за. Парни?
— Я тоже, — сказал Эдисон.
Безродный торжественно кивнул. Только Синатра таращился на меня с недоверием.
— А откуда нам знать, что он не пытается нас подставить? Что все это не план Сенака следить за нами?
— Если бы Сенак знал, что мы тут, он бы выдумал что-нибудь пострашнее слежки.
— Ну как знаете, — сказал Синатра. — Только если он окажется предателем, не говорите, что я не предупреждал.
— Получается, четыре голоса за.
Проныра протянул руку мне и, немного поколебавшись, Момо.
— Добро пожаловать в Дозор.
Часто я задаюсь вопросом: а если бы я вправду разорвал страницу? Конечно же, я бы этого не сделал, но не по тем причинам, о которых вы думаете, хотя кровь бурлит в том возрасте. Я размышлял о женщине-натурщице. Наверняка было нелегко выставить себя с такой стороны и отдаться всем. Требовалась храбрость. Пока мы любовались ею, эта женщина где-то жила, хлопотала по дому в халате, варила кофе. Может, она уже состарилась, а рисунок был сделан давно? Может, она тоже смотрела в энциклопедию на свою молодую вульву и грустно вздыхала. Вот почему я бы не разорвал страницу: мне хотелось выказать уважение этой героине.