Дьяволы и святые
Шрифт:
В кабинете он все еще стоял у окна, прижав глаз к подзорной трубе. Сенак показал на три черные точки, дрейфующие на ветру, следующие за потоками воздуха.
— Малыш-бородач учится летать. Впервые его родители упорхнули настолько далеко от гнезда. Я уже год за ними наблюдаю. Они гнездятся под уступом над приютом. Великолепное зрелище, не правда ли? А ты знал, что в Пиренеях всего несколько пар бородачей? Этот вид на грани исчезновения. Очень хрупкий. При малейшем происшествии они покидают гнездо.
Он отложил трубу, сел за стол и свел пальцы под подбородком этого странного моложавого лица, на котором только глаза
— Я много молился за тебя, Джозеф. Я просил Бога указать мне, где я ошибся. Что я сделал не так в тот вечер, когда позвонили из жандармерии, когда приют «На Границе» публично осквернили, предав огласке побег одного из нас.
— Дело не в вас.
— Что?
— Дело не в вас, месье аббат. Это все Ля… Месье Марто.
— Ах да, глупая история. По нему не скажешь, но я знаю, что месье Марто сильно огорчился. К счастью, жандармы привыкли к подобным небылицам.
— Он напал на меня из мести!
— А с чего ему мстить? С чего ему злиться на тебя?
Потому что я соврал насчет синяка под глазом. Потому что дело было не в душевых, которые вы заставили его драить.
— Джозеф?
— Я не знаю…
— Ты видел месье Марто в тот вечер? Вот как я сейчас смотрю на тебя?
— Нет.
— Подведем итог. Ты не ранен. Ты не видел месье Марто. И у него нет причин на тебя злиться. Так?
— Да. Да, месье аббат.
— А может, ты все это выдумал? У тебя ведь была горячка.
— Я… я не знаю.
Сенак глубоко вздохнул. Его лежащие — нет, прижатые к столу — руки затряслись.
— Я задал простой вопрос. Может, ты все это выдумал? Да или нет?
— Да.
— Ну вот. Ты все выдумал. Хорошо, что ты признался.
Руки аббата расслабились и погладили безупречную, без единой складки сутану.
— Если бы не мои хорошие отношения с властями, все могло бы обернуться гораздо хуже. А если бы они начали расследование? Ты об этом подумал? Мы ведь единственная семья для большинства твоих товарищей. Что с ними будет, если «На Границе» закроют? Ведь за этими стенами их никто не ждет, понимаешь?
— Да, месье аббат.
— Я ведь не ошибся, что доверился тебе?
— Нет, месье аббат.
— Надеюсь. Ты не первый, кто меня разочаровывает.
— Вы о Данни?
Не знаю, почему я упомянул это имя. Аббат тут же посуровел.
— Кто рассказал тебе о Данни?
— Остальные.
— И что они сказали?
— Что он умер.
— Не будь смешон. Данни не умер. В день прощения его грехов он вернется в лучах славы, шагая рядом с Христом. Теперь иди к остальным. Мне нужно сделать объявление.
Объявление должно было предупредить о визите некой важной персоны, одного из самых щедрых жертвователей епархии, от благосклонности которого зависела жизнь приюта. Однако объявления аббат так и не сделал: важная персона уже была на пороге приюта, когда мы спустились. Он приехал раньше благодаря «Триумфу GT6», припаркованному посреди двора. Машину невозможно было разглядеть: со всех сторон ее обступили сироты. В первый — и последний — раз я увидел аббата Сенака в замешательстве.
— Месье граф, я не ждал вас так рано. Меня даже не предупредили…
Ритм собирался войти в мою жизнь —
Безродный потрогал гостью пальцем. Та подпрыгнула, собираясь сделать шаг в сторону, но он схватил ее за краешек платья и потерся о мягкую ткань щекой. На свой лад Безродный был знатоком: на девушке было не какое-то там платье, а «Диор». Мама часто водила меня в бутик на улице Монтень, где продавщицы обращались со мной, словно с членом собственной семьи. Часами я бродил по ателье, пока мама примеряла платья, и кое-чему научился за это время. Это красное платье с широкой юбкой и огромной пуговицей на плече было сшито по дизайну Марка Боана к коллекции высокой моды в шестьдесят первом — шестьдесят втором годах. Наверняка девушка взяла наряд у матери. Граф был богачом, но не транжирой.
— Ты смотрела «Мэри Поппинс»? — спросил девушку Безродный.
Она с опаской смотрела на него.
— Ну, ты смотрела «Мэри Поппинс» или нет?
— Да… Папа, нам пора?
— Роза, подойди. Отец мой, позвольте представить вам мою дочь.
Едва передвигая ногами, Роза прошла вдоль двух рядов сирот и присела перед аббатом в старомодном реверансе.
— Я не знал, что вы так скоро приедете, господин граф. Мадемуазель, не хотите ли чего-нибудь выпить?
— Я бы хотел посмотреть на новую кровлю, которую надо было купить в срочном порядке. Ради финансирования крыши пришлось отказаться от новой машины для моей жены в этом году, — рассмеялся граф. — Но что поделать, надо защитить наших дорогих детишек от дождя, не так ли?
— И они вам очень за это благодарны, господин граф. Прошу, сюда…
— Думаю, моей дочери не очень интересен осмотр. Она устала в дороге. Может ли она отдохнуть где-нибудь в приюте, пока мы заняты?
Аббат поймал мой взгляд: секунду назад я глаз не мог оторвать от плавных черт этого цветка.
— Джозеф, отведи гостью в мой кабинет, и пусть сестра Альбертина принесет ей любой напиток, какой только мадемуазель пожелает.
— Кока-колу, — сказала девушка.
Сорок два мальчика разразились смехом. Кто-то сказал: «Кола закончилась, но шампанское еще осталось!» Роза стиснула зубы, аббат сухо хлопнул в ладоши, и сироты встали по стойке смирно. Лягух выхватил из последнего ряда Синатру, автора остроумного замечания, и потащил его к зданию, вцепившись по старой привычке рукой парню в шею. Ноги Синатры едва касались земли.