Дьяволы и святые
Шрифт:
Синатра, Проныра, Эдисон и Безродный парили в воздухе, опершись ступнями на стену и расправив руки, словно крылья. Они кричали, но я не слышал ничего — ни звука. Может, они оскорбляли богов, может, молились, а может, бросали небу в лицо поток чистого золота, какого вы никогда не видели, чтобы оно разрушительной волной обратилось в комету и полетело навстречу далеким галактикам. Неважно, что именно мы говорили или не говорили. Главное — как. Искрометно, изо всех сил — лишь бы сбросить с сердца тяжкий груз и набрать в грудь достаточно воздуха на три года вперед.
Мне потребовалось какое-то время, чтобы поймать равновесие. Несколько раз
Наконец я был опустошен — и счастлив. Счастлив и пьян от сыновьей гордости. Я преуспел там, где мои родители потерпели поражение.
Я летал.
~
Так бы и продолжалась моя жизнь в глубине долины. Сегодня я работал бы сантехником или электриком. Это были единственные занятия, которые предлагались сиротам, когда местному мастеру требовался помощник. Смирившись с тем, что желающих среди местных нет, мастер скрепя сердце решался поискать наверху — в приюте «На Границе». Жизнь бы продолжалась от субботы к субботе, между уроками фортепиано. Роза продолжала бы наряжаться в «Диор», подчеркивая своей бескровной красотой, насколько я уродлив, беден, обут в уже кем-то ношенную обувь и одет чаще всего в шорты. Мы с Розой более-менее нашли общий язык, заключив в черной тишине коридоров что-то вроде пакта и подписав его под потрескавшимся взглядом херувимов с потолка. Мы ненавидели друг друга. Ненависть стала нашей страстью, единственным, что мы разделяли. Роза ненавидела мое положение, а я — ее одеревенелые пальцы, и иного мы друг от друга не ждали. С первого взгляда, стоило мне только показаться в гостиной, мы одаривали друг друга этой ненавистью с рвением влюбленных, не говоря ни слова. Я открывал рот, лишь чтобы сделать замечание по аппликатуре или исправить легато, на что она отвечала «спасибо», лишенное и тени благодарности. Гувернантка всегда засыпала через полчаса занятий. Тогда Роза погружалась в чтение, полностью меня игнорируя, а я неубедительно бряцал, стараясь делать вид, что мы оба сидим за инструментом — тот бедняга был не в ладах и с собой, и с миром.
Так бы и продолжалась моя жизнь. И я бы ничего не рассказывал сейчас, хранил бы молчание, если бы сентябрьским вечером, когда иней уже обжигал напольную плитку, а мороз сочился сквозь камень, Сенак не позвал бы меня к себе в кабинет после ужина. Лягух поджидал в углу по стойке смирно, вытягивая хромую ногу несколько в сторону от здоровой — он походил на чудовищно прекрасную балерину. Безродный наливал аббату вечернюю чашку чая. Сенак замер в своей любимой позе — сведя пальцы под подбородком. Мизинцем он указал мне на стул.
— Тебе здесь нравится, Джозеф, не так ли?
— Да, месье аббат.
— Хорошо, хорошо. Я рад.
Безродный разливал чай аккуратно, с благоговением прислужника у алтаря, в роли которого он выступал каждое воскресенье.
— Мне вот интересно: ты знаешь, кто такой Иероним Стридонский?
— Нет, месье аббат.
— Наверняка он тебе лучше известен под
Мы все знали. Единственная в церкви фреска изображала эту сцену на стене апсиды. Каждое воскресенье, каждый праздник и в любой другой день, когда аббату хотелось отслужить мессу, мы рассматривали фреску, умирая со скуки.
— Он вытащил занозу из лапы льва. — Сенак рассмеялся — я никогда не видел его в настолько добром расположении духа. — Конечно, конечно. Так гласит легенда. Прежде всего, Иероним Стридонский — автор первого латинского перевода Ветхого Завета с древнееврейского оригинала. До него переводили лишь с греческого. Можно сказать, это были переводы переводов. Библия Иеронима Стридонского стала первой книгой, напечатанной Гутенбергом тысячу лет спустя. Интересно, не правда ли?
— Очень интересно, месье аббат.
— Тебе наверняка не терпится узнать, почему я пригласил тебя сегодня вечером и рассказываю о делах давно минувших дней, хотя ты мог со спокойной душой пойти спать? Тебе интересно, Джозеф?
— Да, месье аббат.
— Понимаешь ли, монсеньор оказал мне великую честь и доверил проведение небольшой конференции на эту тему — о, совсем небольшой, всего на час, по случаю… Впрочем, повод не важен. Перевод святого Иеронима мы обычно называем Вульгатой, и я решил проверить дату его написания. Не хотел ошибиться. А так как ты теперь мой личный секретарь и пользуешься на этом посту полным доверием, я пригласил тебя, чтобы попросить о помощи. К счастью, у меня есть один-единственный том энциклопедии — он достался мне, когда отец Пуиг ушел на пенсию. От «А» до «М». Прошу тебя, поищи слово «Вульгата».
Он знал. Безродный сыпал сахар в чай так же серьезно, как если бы этот безобидный жест приобрел вдруг вселенское значение: «Делайте это в воспоминание обо Мне». Нахмурившись, я взял энциклопедию и пролистал до буквы «В», изо всех сил изображая неведение, что слово «Вульгата» напечатано на обратной стороне страницы с «вульвой».
— Не понимаю. Не могу найти…
— И не найдешь. Страница вырвана. А знаешь ли ты, кто и почему вырвал эту страницу?
— Нет, месье аббат.
На лбу Сенака в ярости билась жилка, словно красный червяк, который залез ему под кожу и медленно спускался к щеке — может быть, чтобы окончательно сожрать еще корчившуюся улыбку. Кабинет поплыл перед глазами.
— Позволь помочь тебе, Джозеф. Единственный человек, у кого есть доступ к кабинету…
— Это я, месье аббат, — заявил Безродный, протягивая ему чашку.
— Что?
Я смотрел на Безродного, потеряв дар речи. Он выскочил из траншеи, где я прятался, дрожа от страха, и в прыжке бросился на врага, выставив грудь вперед. Безродный взглянул на меня с уверенностью бывалого сержанта, как это иногда бывало с ним. Он, словно герой американского фильма, говорил мне: «Don’t worry, kid, it’s under control»[17].
— То есть как — это ты? — произнес Сенак через несколько секунд в замешательстве.
— Как-то вечером я принес чай, но вас еще не было, и мне захотелось посмотреть картинки…
— Но ты же знаешь, что в моем кабинете нельзя ничего трогать.
— Да, месье аббат.
— То есть ты не только трогал мои вещи, ты еще и вырвал страницу. Вырвал страницу из энциклопедии.
— Да, месье аббат. Из-за пилотки.
— Пилотки?
— Ну да. Лохматка. Вареник. Дамская киска, блин, как же это называется? Точно, Вульгата.