Дышу тобой
Шрифт:
Он ее убьет. Прямо сейчас.
Просто задушит, как нашкодившего котенка. И глазом при этом не моргнет.
Боже! Глаза Клэри были распахнуты от удивления, а слегка приоткрытый рот она прикрыла ладошкой, чтобы не вскрикнуть от осознания. Она, черт возьми, ударила Максима Блэка! Даже посмотреть на него в этот момент казалось практически невозможным, потому что она даже представить боялась, что может увидеть в его холодных серых глазах. Тело пронзила неконтролируемая дрожь.
Это было не больно, нет. Он давно уже забыл, что такое физическая боль, однако, она сумела удивить его этим ударом. Откуда столько смелости в такой
Да как она вообще посмела? Эта маленькая дрянь, всю свою жизнь трясущаяся от страха, решила построить из себя героиню? Смертница. Кто-то гомерически захохотал у него в голове, будто бы насмехаясь над ним.
Эй, крутой парень, посмотри-ка, тебя только что ударило это ничтожество!
Интересно, что бы сказал покойный отец, узнай он, что его сына только что ударила девушка, на которую тот даже внимания не обратил бы. Скорее всего, в его взгляде было бы столько презрения и неодобрения, что оно просто затопило бы его. Руки парня непроизвольно сжались в кулаки, а слегка выступающая вена на шее учащенно забилась, крича о том, что ее хозяин вот-вот выйдет из себя. Не хозяин, а тот, кто живет внутри него. Но для его появления нужен был особый повод, а Кларисса Ковалева была просто недостойна его внимания. Он никогда не бил девушек, но вот сейчас пришло осознание, что это правило может быть нарушено в скором времени.
– Ты что себе позволила? – прошипел он, вжимая дрожащую девушку в стену. – Я спрашиваю: ты что, черт подери, себе позволила?
У Клариссы не было никаких сил ни отвести от него взгляда, ни вымолвить ни слова. Ее губы были распахнуты, будто бы она хотела что-то произнести, но так и не произнесла, продолжая глупо стоять с открытым ртом. А глаза были так широко раскрыты от удивления, что длинные ресницы упирались в верхнее веко. Она смотрела прямо на него. Нашла в себе силы просто смотреть, но вот сказать ничего не получалось, словно кто-то наступил ей на горло.
Блэк сейчас не просто пугал. Весь его вид заставлял дрожать, но девушка не позволила себе сдаться, а просто продолжала смотреть в большие серые, такие чертовски холодные, глаза. Они совершенно не вписывались в его темную внешность, слишком ярким пятном выделялись на черном холсте. Блэк не заслуживал такие прекрасные глаза, не заслуживал такую привлекательную внешность, потому что за этой красивой картинкой, которая обманывала людей, скрывалась отвратительная морда чудовища, которое так сильно ее пугало. Так пугало, что Кларисса едва не позволила себе слабость.
Едва не позволила себе извиниться.
Перед ним.
– Не смей такое говорить.
Голос подвел девушку в такой неподходящей ситуации. Он дрожал и казался таким жалким и беспомощным, что Клариссе стало тошно от самой себя. Будто бы кто-то схватил ее горло и заставлял что-то говорить.
– Ты знаешь, что мне стоит только слегка сжать твою тонкую шейку, и она сломается, – прошептал он, подходя на максимально близкое расстояние.
Если бы Клэри сейчас выставила руку вперед, то ее ладонь уперлась бы в широкую грудь Блэка, не раскрываясь даже наполовину. Так близко он еще никогда к ней не подходил, потому что всегда говорил о том,
Блэк же не мог оторвать взгляда от бледной кожи шеи Клариссы, на которой кое-где проступали тонкие фиолетовые венки. Слишком тонкая. Она дышала слишком часто, а это тяжело было не заметить. Как же ему хотелось просто взять и сломать эту шею, чтобы девушка упала на пол, как кукла. Он бы хотел посмотреть на ее последний взгляд, хотел бы услышать, что она скажет в последнее свое мгновение. Попросит ли не трогать ее? Будет ли умолять своим жалким тонким голосом? Блэк практически видел эту картину перед своими глазами.
– Можешь гордиться, – выплюнула она так, что ее горячее дыхание Блэк почувствовал на своей щеке.
Оно обжигало. А его глаза сейчас были такими темными от злости, что она, кажется, просто утонула в ней. Его рука непроизвольно потянулась к ее шее, чтобы почувствовать, какая она на ощупь…
– Кларисса, Максим! – цокот каблуков Антонины Гавриловны заставил Блэка сделать пару шагов от девушки, которая уже готова была отбить каждый его удар по ее достоинству. – Я совсем забыла Вам сказать, первым вашим поручением директор назначил организацию бала в честь начала учебного года! Я могла бы сообщить об этом попозже, но я полагаю так у вас, может быть, появятся больше идей и будет время подготовить все, что требуется. В вашем распоряжении все старшеклассники.
– Но, Антонина Гавриловна, – Блэку оставалось только догадываться, как у этой дуры получается так быстро переходить из состояния парализующего страха и неконтролируемой ярости в режим заучки. – Мы же никогда не проводили бал в начале года!
Старуха поджала губы, будто бы оскорбившись словам Ковалевой. Блэк скривился, найдя эту манеру похожей у обеих «умниц». Он был уверен, что в старости заучка будет именно такой. Мерзость. Как только ей удается так быстро брать себя в руки? Впрочем, Блэк был рад этой ее способности, так как сейчас меньше всего хотелось выслушивать нудную болтовню Шереметьевой об «идеальном примере» и «жизни в мире и согласии».
– Директор Александр Анатольевич Добровольский счел этот бал уместным, так что никаких оговорок возникать не должно, – строго отчеканила она. – Да, Максим, завтра после уроков, как обычно, набор в команду. Я надеюсь, что никакие принципы не повлияют на твое решение. Многие ушли с прошлого года, так что придется набирать новичков. Проследи, чтобы никто с девятых классов не пробрался на отбор. Только десятые и одиннадцатые.
Может, хватит с ним разговаривать, будто бы он совсем тупой?
По позвоночнику прошло волна раздражения и презрения, так как Ковалева в этот момент тряхнула своими мышиными патлами, которые распались из ее невыразительного пучка. У нее много было привычек, но эта, по мнению Блэка, была самой дурацкой. Как только можно быть такой… дерганной. В нос ударил приторный запах каких-то трав, смешанных с фруктами.
Фу. Просто фу. Волосы Энж пахли чем-то сладким, как зефир или маффины. Энж была конфетой, которую хотелось скушать, облизывая и растягивая вкус, когда травой Ковалевой можно было подавиться. Как только эти ее прихвостни умудряются проводить рядом с ней столько времени? У Макса после нескольких минут рядом появилось желание пойти в душ, чтобы смыть с себя следы ее присутствия.