Дюна
Шрифт:
Он посмотрел на приближавшегося с ножом-пилой оруженосца и махнул ему рукой, чтобы тот шел прочь, потом еще раз, потому что оруженосец застыл в недоумении. Они думают оказать мне честь, отдав голову!
Он наклонился и скрестил руки-,гладиатора на груди с торчащей из нее рукояткой ножа, лотом вытащил нож и вложил его в мертвую ладонь. Это заняло всего одно мгновение, потом он выпрямился и кивнул оруженосцам:
— Похоронить его так, как есть, с ножом
Наверху, в золоченой ложе, граф наклонился к уху барона и прошептал:
— Великодушный жест, истинное благородство. У вашего племянника кроме смелости есть чувство стиля.
— Он оскорбляет толпу, отказываясь от головы, — пробормотал барон.
— Ничуть, — вмешалась в разговор леди Фенринг. Она посмотрела по сторонам, оглядывая верхние ярусы.
Барон обратил внимание на совершенную линию ее шеи: такая изящная и гибкая, как у хорошенького мальчика.
— Им понравился поступок вашего племянника, — заметила она.
Когда до самых дальних рядов докатилось значение жеста Фейд-Роты, когда люди увидели, как оруженосцы уносят неповрежденное тело гладиатора, барон понял, что она правильно оценила их реакцию. Люди просто зашлись от восторга, они хлопали друг друга по спине, кричали и топали.
Барон устало заговорил:
— Я должен отдать распоряжение о начале народного гуляния. Нельзя отпускать людей домой в таком возбужденном состоянии. Я должен показать им, что разделяю их ликование.
Он дал знак охране, и стоявший над ложей слуга стал размахивать харконненским флагом: раз, два, три — сигнал к началу праздника,
Фейд-Рота пересек арену и остановился под золоченой ложей: оружие в ножнах, руки вдоль тела. Перекрывая безумство толпы, он крикнул:
— Народное гуляние, дядя?
— В твою честь, Фейд, — отозвался барон и снова приказал помахать сигнальным флагом.
Силовые барьеры вдоль арены опустились, и туда устремилась толпа молодых людей, которые наперегонки бросились к Фейд-Роте.
— Вы распорядились убрать силовое ограждение, барон? — спросил граф.
— Никто не причинит мальчику вреда, — ответил тот. — Сегодня он герой дня.
Первые молодые люди добежали до Фейд-Роты; подняли его на плечи и торжественно понесли вдоль арены.
— Сегодня вечером он может гулять по самым глухим трущобам Харко без щита и без оружия. Они поделятся с ним последней коркой хлеба.
Барон оттолкнулся от кресла и перенес тяжесть тела на поплавковые подвески.
— Я прошу извинить меня. К сожалению, возникли вопросы, требующие моего немедленного вмешательства. Охрана проводит вас в замок.
Граф привстал и поклонился:
— Разумеется, барон. Мы предполагаем остаться на праздник. Я, хм-м, никогда еще не видел
— Да. Гулянья, — барон повернулся, и, едва он сделал шаг к выходу из ложи, охрана тут же окружила его со всех сторон.
Один из офицеров поклонился графу Фенрингу:
— Что прикажете, милорд?
— Мы, ах-х, подождем, мм-м, это столпотворение кончится.
— Да, милорд, — офицер поклонился и отступил на три шага назад.
Граф повернулся к своей даме и заговорил с ней на семейном, похожем на гудение коде:
— Ты, конечно, видела?
Она отвечала ему на том же языке:
— Мальчишка знал, что гладиатор не будет обработан наркотиком. На мгновение он испугался — это да, но не удивился.
— Все было подстроено. Настоящий спектакль.
— Без сомнения.
— Здесь не обошлось без Хайвата.
— Определенно.
— А я недавно потребовал, чтобы барон уничтожил Хайвата.
— Ты был неправ, дорогой.
— Теперь я понимаю.
— Харконненам может скоро потребоваться новый барон.
— Если Хайват добивается именно этого.
— Это еще надо проверить.
— Молодым управлять будет легче.
— Нам будет легче… после сегодняшней ночи.
— Ты полагаешь, тебе нетрудно его соблазнить, моя милая племенная лошадка?
— Нет, милый. Ты же видел, как он смотрел на меня.
— Да, и, признаюсь, теперь мне понятно, зачем нужно сохранять эту линию крови.
— Несомненно, и, кроме этого, нужно припасти для него хорошукгуздечку. Я внедрю в его сознание несколько бинду-фраз, чтобы вертеть им, когда понадобится.
— И сразу же уедем — как только ты сделаешь это, Она пожала плечами:
— Как же иначе. Я не собираюсь вынашивать ребенка в таком ужасном месте.
— Чего нам только не приходится терпеть во имя человечества!
— Твоя роль полегче моей.
— Ты знаешь, у меня есть кое-какие предрассудки, которые приходится перебарывать.
— Бедный мой возлюбленный, — улыбнулась она и потрепала его по щеке. — Ты ведь знаешь, что это единственная возможность быть уверенным в сохранении этой линии крови.
Он сухо ответил:
— Я прекрасно понимаю, что мы делаем.
— Можно не опасаться неудачи.
— Провал начинается с предчувствия неудачи, — предостерег он.
— Провала не будет. Гипно-программа в душе Фейд-Роты и его ребенок в моем животе — и мы тут же улетаем.
— Дядюшка хорош, — сказал граф. — Ты когда-нибудь встречала подобные пропорции?
— Дядюшка лют. Но и племянничек, когда подрастет, будет не хуже.
— Благодаря дяде. Знаешь, если бы мальчишка получил другое воспитание, в правилах Дома Атрейдсов, например…