Дюна
Шрифт:
— Я… победил Джамиса.
— Стилгар сказал мне, что были соблюдены все обряды и что ты — друг Джамиса, — она посмотрела на него, скосив глаза. — Стилгар сказал, будто ты отдал мертвому влагу. Это правда?
— Да.
— Это больше, чем я для него сделаю… смогу сделать. — Ты не оплакиваешь его?
— Я оплачу его, когда придет время оплакивания.
Они прошли мимо изогнутого аркой прохода. Поль заглянул туда и увидел мужчин и женщин, склонившихся над станками в большом светлом помещении. Казалось, они работали с особой энергией.
— Что они там делают? —
Хара оглянулась на арку и сказала:
— Они стараются закончить работу в пластиковой мастерской до того, как придется бежать отсюда. Нам нужно очень много рососборников для растений.
— Вам придется спасаться бегством?
— Пока эти звери преследуют нас… и пока мы не прогоним их с нашей земли.
Поль вдруг споткнулся и поймал себя на том, что снова оказался в ловушке времени, внутри мозаичной картины своего предвидения. Но эта картина была странно смещена, словно плохо смонтированный фильм. Все кусочки, которые он извлекал из провидческой памяти, казались чуть-чуть искаженными.
— За нами охотятся сардукары, — уточнил он.
— Они не найдут ничего, кроме одного-двух брошенных сичей. Но зато наверняка найдут свою смерть в наших песках.
— Неужели они доберутся до нас?
— Вполне возможно.
— И все же мы тратим время на то… — он мотнул головой в сторону арки, — чтобы делать… рососборники?
— Растения должны жить.
— Что такое рососборники?
Она бросила на него взгляд, исполненный изумления:
— Неужели тебя ничему не учили там… откуда ты пришел?
— Про рососборники — ничему.
— Хай! — воскликнула она, и в этом восклицании прозвучало все, что она думала по этому поводу.
— Ну, так что же это такое?
— Каждый куст, каждая травинка, которую ты видишь в этом эрге, — начала Хара, — как ты думаешь, смогут ли они выжить, когда мы уйдем отсюда? Все растения очень-очень аккуратно пересаживаются в специальные маленькие ямки. Ямки заполняют гранулами хромопластика. На свету он становится белым. Если ты на рассвете посмотришь с высокого места, то увидишь, как он сверкает. Белый цвет хорошо отражает солнечные лучи. Но когда Дедушка-Солнце уходит, хромопластик в темноте делается прозрачным. Поэтому он быстро остывает и на его поверхности конденсируется влага из воздуха. Эта влага стекает вниз и поит наши растения.
— Рососборники, — пробормотал он, восхищаясь простотой и изяществом идеи.
— Когда придет время, я оплачу Джамиса, — задумчиво продолжала Хара — видно, эта мысль все время крутилась у нее в голове. — Он был хорошим мужем, Джамис, правда, вспыльчив как порох. Хорошо заботился о семье, а с ребятишками — просто чудо. Не делал никакой разницы между моим первенцем от Джиоффа и своим собственным сыном. Совсем никакой разницы, — она задумчиво посмотрела на Поля. — Так ли это будет с тобой, Узул?
— Можешь не беспокоиться.
— А если…
— Хара!
Она вздрогнула, подстегнутая жесткими интонациями его голоса.
Они прошли мимо еще одной ярко освещенной комнаты, расположенной за аркой с левой стороны.
— А что делают тут? — спросил Поль.
— Здесь
Теперь им все чаще попадались большие и маленькие группы людей у боковых входов. Вот мимо прошла небольшая колонна мужчин и женщин, сгибавшихся под тяжестью больших мешков, в которых что-то булькало. От мешков пахнуло пряностями.
— Наша вода им не достанется, — сказала Хара. — И пряности тоже. Можешь не сомневаться.
Поль рассматривал отверстия в стенах туннеля, тяжелые ковры на каменных ступенях. Перед ним мелькали комнаты с горами подушек, с яркими тканями по стенам. Сидевшие там люди смолкали при их появлении и бросали на Поля неприязненные взгляды.
— Твоя победа над Джамисом кажется всем очень странной, — пояснила Хара. — Похоже, от тебя снова потребуют подтверждения, когда мы переберемся на новое место.
— Я не люблю убивать, — ответил Полы
— Стилгар говорил это, — сказала Хара, но в ее голосе звучало явное недоверие.
Впереди послышался громкий хор голосов. Они подошли к другому входу, пошире тех, что попадались им до сих пор. Поль замедлил шаг и увидел комнату, заполненную детьми. Дети, скрестив ноги, сидели на темно-коричневом ковре.
Перед доской у дальней стены стояла женщина, закутанная в желтую ткань, с указкой в руке. Доска была заполнена рисунками: кружками, квадратиками, дугами, параллельными линиями. Женщина быстро переводила указку от одной картинки к другой, а дети хором повторяли за ней в такт движению ее руки.
Поль вслушался и заметил, что чем глубже они заходили в сич, тем глуше звучали голоса.
— Дерево, — хором говорили дети, — дерево, трава, дюна, ветер, гора, холм, огонь, молния, скала, скалы, пыль, песок, жара, убежище, полный, зима, холодный, пустой, разрушение, лето, пещера, день, недоверие, луна, ночь, плато, гребень, склон, растение, веревка…
— Вы проводите занятия даже в такое тревожное время? — спросил Поль.
Выражение ее лица смягчилось, и в голосе прозвучала горечь:
— Лит учил, что нельзя останавливаться ни на минуту. Лит теперь мертв, но его не забудут. Таковы законы Чакобсы.
Она повернула налево, поднялась по широким каменным ступеням, раздвинула оранжевые газовые занавески и чуть отошла в сторону:
— Твой яли ждет тебя, Узул.
Поль замешкался, не спеша подниматься к ней на крыльцо. Он вдруг почувствовал неловкость от того, что придется остаться наедине с этой женщиной. Он осознал, что его со всех сторон окружает жизнь, понять которую можно, только смирившись с определенными экологическими воззрениями и постулатами. Он чувствовал, что вольнаибский мир охотится за ним, расставляет для него всевозможные ловушки. И он знал, что стоит за этими ловушками: дикий джихад, религиозная война, которую он дал слово не допустить любой ценой.