Дюна

Херберт Фрэнк

— Здесь неподалеку, слева между колоннами, есть немая зона. Мы можем поговорить там, не опасаясь, что нас подслушают, — и барон вихляющей походкой направился к звуконепроницаемой площадке, чувствуя, как тускнеют и отдаляются все звуки.

Граф двинулся следом. Они повернулись лицом к стене, чтобы никто не мог читать по губам.

— Мы недовольны тем, как вы выдворили с Аракиса сардукаров, — начал граф.

Решил говорить прямо! подумал барон.

— Было слишком рискованно их там

оставлять, кто-нибудь мог обнаружить, каким образом Император оказывает мне помощь.

— Но похоже, ваш племянник Раббан не выказывает особого рвения в решении вольнаибской проблемы.

— Чего же желает Император? — спросил барон. — На Аракисе осталась лишь горсточка вольнаибов. Южная пустыня необитаема. Северную регулярно прочесывают наши патрули.

— Кто сказал, что южная пустыня необитаема?

— Ваш собственный планетолог, дорогой граф.

— Но доктор Каинз мертв.

— Ах, да… к несчастью.

— Мы располагаем данными одного из облетов южных областей. Там есть следы растительности.

— Неужели Гильдия дала согласие на космическое наблюдение?

— Вы прекрасно знаете, барон, что Император не вправе установить официальный контроль за Аракисом.

— И я тоже не могу позволить себе такие расходы. Но кто все-таки делал это облет?

— Один… контрабандист.

— Кто-то вас обманул, граф. Контрабандистам до южных областей не добраться. У них оснащение не то, что у людей Раббана. Вы сами знаете — бури, статические пески и все прочее. Воздушные зонды падают, не успев выйти в нужную точку.

— Проблему статических песков мы обсудим в другой раз, — оборвал его граф.

Ага, подумал барон.

— Вы обнаружили какую-то ошибку в моих донесениях? — резко спросил он.

— Если вы допускаете, что в них могут быть ошибки, о чем нам тогда говорить?

Он нарочно старается меня разозлить. Барон два раза глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Он вдруг почувствовал запах собственного пота, а поплавковый корсет под плащом стал почему-то раздражать и натирать кожу.

— Императора не могла не порадовать смерть наложницы и мальчишки. Они сбежали в пустыню во время бури.

— Да, там вообще было много удобных совпадений, — согласился Фенринг.

— Мне не нравится ваш тон, граф.

— Недовольство — это одно, барон, а насилие — совсем другое. Позвольте вас предостеречь: если со мной здесь произойдет несчастный случай, все Великие Дома поймут, что вы совершили на Аракисе. Они уже давно подозревают, как вы обделываете свои дела.

— Единственное сомнительное дело, которое я могу припомнить, — это доставка на Аракис нескольких легионов сардукаров.

— Вы намерены использовать этот козырь против Императора?

— Что вы, как можно!

Граф улыбнулся.

— Среди сардукаров может найтись офицер, который под присягой

покажет, что они действовали безо всяких приказов, что им просто захотелось покуражиться над вашим вольнаибским отродьем.

— Я думаю, что многим такие признания покажутся весьма сомнительными, — ответил барон, но угроза заставила его поежиться. Неужели сардукары столь беспрекословно подчиняются дисциплине? изумился он.

— Император настойчиво просит позволения ознакомиться с вашими бухгалтерскими книгами.

— В любое время.

— Вы… хм… не против?

— Ничуть. Мое директорское кресло в АОПТ обязывает меня к безупречно строгой отчетности. А про себя барон подумал: Пускай выдвинет против меня ложное обвинение и раструбит об этом повсюду. Я смогу с видом мученика говорить всем: «Смотрите, люди! Меня оболгали!» А потом пусть обвиняет меня в чем угодно. Великие Дома не поверят нападкам обвинителя, который однажды оказался клеветником.

— Без сомнения, ваши книги окажутся безупречными, — пробормотал граф.

— Отчего Император так заинтересован в гибели всех вольнаибов? — спросил барон.

— Вы, похоже, хотите переменить тему разговора? — граф дернул плечами. — Этого хотят сардукары, а вовсе не Император. Им нужно кого-то убивать, чтобы не терять навыков… и они терпеть не могут бросать начатое дело.

Он что, хочет напугать меня, напоминая о кровожадных убийцах, на которых он опирается?

— Убийство в какой-то мере всегда было ремеслом, — сказал барон. — Но ведь должен же быть и предел. Кому-то ведь надо собирать пряности?

Граф хохотнул, словно пролаял:

— Вы всерьез рассчитываете обуздать вольнаибов?

— Их всегда было не слишком много, чтобы говорить об этом всерьез, — сказал барон. — Но бесконечные убийства растревожили остальное население. Мы дошли до точки, когда я вынужден предложить другое решение аракианской проблемы, дорогой мой Фенринг. И я должен напомнить, что мои идеи всегда заслуживали уважения Императора.

— Н-да?

— Видите ли, граф, моя новая идея касается Императорской планеты-тюрьмы, Сальюзы Секунды.

Граф сверкнул на него глазами:

— Какую связь вы углядели между Аракисом и Сальюзой Секундой?

Барон увидел настороженный взгляд Фенринга и ответил:

— Пока никакой.

— Пока?

— Вы не можете не признать, что мы могли бы значительно пополнить Аракис рабочей силой, превратив его в планету-тюрьму.

— Вы предвидите увеличение числа заключенных?

— Начались такие беспорядки, — оправдываясь, сказал барон, — мне пришлось проявить некоторую жестокость. В конце концов, вы-то знаете, сколько мне пришлось выложить этой проклятой Гильдии, чтобы доставить на Аракис наши объединенные силы. Деньги должны ведь откуда-то и поступать.