Дьюри
Шрифт:
А гемма протягивал мне уже кусок мяса, завернутый в лепешку. Вдруг его рука остановилась. Лой потянулся другой рукой в сторону. Там в темноте он что-то сорвал на ощупь. Воткнул это в середину моего бутерброда и кивнул головой, качнув свой восхитительный, седой кок.
Лепешка оказалась совсем пресной, но она прекрасно дополняла ужасно пересоленное мясо, травка же была жесткой, и, попадаясь на зуб, скрипела…
— ЧУдная травка, — пробормотала я, в очередной раз скрипнув зубами на ней.
Гемма довольно и
— Неужели всесильный гемма боится шишиллу и поэтому так тихо смеется? — мне вдруг вспомнился Элизиен.
— Ошкур. — Коротко ответил Лой, перестав смеяться.
Ошкур… Страшное место…
— Харзиен, как ты меня вытащил оттуда? — прошептала я. — Это страшное место со вскрытыми головами и оживленными кусками плоти, с трансформерами, ползающими по черным безжизненным полям и ищущим живую воду… Элизиен сказал, что мне нельзя идти в Вересию.
Харзиен слушал меня. На его лице играли неясные тени от костра. И, казалось, что неведомые древние силы сейчас слушают меня вместе с ним.
— Было трудно найти тебя, — ответил дьюри, гемма согласно кивал головой как китайский болванчик, — но, когда ты умудрилась достать древний тианайский меч, принадлежавший Илено, гемма Лой сообщил мне, что оружие древних разбужено. Это могла сделать только Лессо, дочь Илено. Но Лессо ушла в мир мертвых, отдав тебе свою силу. Дальше все было бы просто, если бы Ошкур не вживил в тебя свой глаз. Помог гемма Лой, это великий лекарь. Он рассказал мне о древнем обряде очищения.
— Застывшая вода… — пробормотал гемма, все также соглашаясь с каждым словом дьюри.
— Застывшая вода? — переспросила я, — это была вода?
— Остановленная на время живая вода, — пояснил Харзиен, — она позволяет делать удивительные вещи…
— Удивительные вещи, — повторила я.
И вытянула руку, и показала лежавшую на ней флейту. Она была совершенно цела. Даже следов прежнего тончайшего распила на ней не было.
2
Дьюри долго смотрел на меня, словно хотел забраться в самые отдаленные закоулки моей памяти, будто хотел увидеть, что я что-то вспомнила. Я же покачала отрицательно головой.
— Ничего, — прошептала я, — ничего мне не приходит в голову, Харзиен. А просто так сыграть на своей флейте я боюсь, вдруг закрою не тот мир, или открою путь чудовищам пострашней Ошкура…
Он кивнул головой.
— Олие, ты просто не знаешь, что после того, как ты достала меч тиану, все изменилось, — дьюри по-прежнему смотрел на меня, мне же было не по себе под его пристальным взглядом.
— Тогда мне бы пришлось уйти и оставить ошкурцам флейту. — Растерянно пожала я плечами, — их флейту. Свою я нашла распиленной пополам, — им хотелось знать, как она устроена. Им было все равно, что я забрала свою, никто даже не остановил меня, хотя я чувствовала, что за мной следят, меня вели спокойно и расчетливо. Ты понимаешь, что если бы их флейта у них осталась, вы бы никогда не закрыли бы их мир? Они бы вновь и вновь приходили к вам за вашей водой, разрушая ваш мир.
— Ты думаешь, они не смогут ее сделать вновь? — щурясь от дыма, спросил Харз.
— Думаю, нет, — ответила я, — мне кажется, эту флейту мог сделать только человек…
— О права, — вдруг заговорил гемма, — еще в пору прихода людей из Ошкура они похвалялись тем, что силой ума достигли таких высот, каких нам со своей магией не достичь никогда. Тогда все восхищались их железными птицами. Но дьюри говорили своему народу, что у нас есть ардаганы и древние драконы. Так вот тогда же речь зашла о серебряной флейте, на что люди отвечали, что смогли открыть наш мир благодаря своему собственному изобретению. — Лой пошевелил ушами, видимо разволновавшись, — теперь становится ясно, что свою флейту люди сделали, используя нашу.
— Но ты, О, не поняла самого главного, — улыбнувшись, проговорил Харзиен, — с тех пор как ты разрушила флейту Ошкура, их нет в нашей стране. Лишь те, которые не успели уйти…
— Да? — удивилась я, — значит, я ни в чем не виновата, и я не навлекла на вас новые бедствия?! Честно говоря, Харз, ты изрядный… хитрец! — хмыкнула я. — Нет, чтобы сразу сказать. Но тогда, это означает, что их мир закрылся?
Гемма Лой вновь закивал головой.
— Похоже на то, вовремя ты сделала оттуда ноги, — засмеялся он беззвучно, — а то пришлось бы тебе самой выбираться оттуда.
Он замолчал и потянулся за хворостом. Костер почти прогорел, угли тлели и радостно вспыхнули огнем, скручивая сухие ветки. Дрова затрещали, распространяя приятное тепло. Начинался рассвет, и становилось холоднее.
А мне не хотелось даже думать о том, что было бы, если я осталась бы в Ошкуре.
Над темной стеной леса посветлело, и в предрассветных сумерках над поляной носилась летучая мышь, прочерчивая черной полосой серое, набухшее дождем небо.
Гемма дремал, сидя. Его уши и щеки обвисли, как у старого кота. Дьюри спал, уронив голову на руки. Мне же было не до сна. Потому что в слабом утреннем свете становилось ясно, что буквально в пяти шагах деревня.
В густом тумане среди деревьев вокруг нас виднелись дома. Небольшие, под соломенными крышами, они словно стайка нахохлившихся больших птиц расположились вдоль опушки леса.
Вдалеке прогремел гром, глухими раскатами перекатываясь где-то за лесом. И пошел дождь. Крупный, теплый, он застучал по листьям. Дьюри проснулся и, подставив лицо дождю, улыбнулся:
— Хорошо-то как… Пошли в дом, Лой!
Гемма, кряхтя поднялся и пошел к одному из домов. Харз, схватив меня за руку, потащил меня вперед плетущегося сонно геммы.