Джакузи для Офелии
Шрифт:
Второй двор был сквозным, он выходил на соседнюю улицу. Сын степей прибавил шагу, пересек темное пространство и вышел наружу.
Кавказец пропал. Зейтин вертел головой, но того и след простыл.
Зейтин длинно выругался на своем языке. Он добежал до угла, заглянул за него, но и там никого не было.
Впервые за многие годы Зейтин упустил добычу.
Как только узкоглазый человек, брезгливо поморщившись, пробежал мимо бомжа, тот поднялся, сбросил грязный плащ, рваную шерстяную шапочку и превратился в «мегрела Ахмета». Но на этом превращения не закончились. Ахмет отклеил полоску усов, снял черный парик и превратился в самого обычного мужчину лет тридцати пяти, с приятной, но не запоминающейся наружностью. Сложив в узел ненужные вещи, он забросил их в мусорный бак и быстрой походкой вернулся на Лиговский проспект. Там он подошел к синему «Фольксвагену».
Водитель открыл ему дверцу и осведомился:
— Ну что, Маркиз, все в порядке?
— Конечно, — кивнул Леня, устраиваясь на переднем сиденье, — только давай, Ухо, гони отсюда побыстрее, а то этот сын степей очень уж наблюдательный, как бы не сообразил, в чем дело, и не вернулся!
«Совсем я что-то забегался, — думал Леня на следующий день с утра, выруливая на Средний проспект Васильевского острова, — некогда отдохнуть, поесть спокойно, телевизор, наконец, поглядеть в обществе любимого кота! А все Лолка, растелепа этакая, втянула нас в историю…»
Впрочем, ворчал Леня про себя, и то только для виду. На самом деле ему было очень интересно узнать, чем же закончится вся эта история. Еще ему ужасно хотелось обдурить всех без исключения бандитов и жуликов и остаться победителем. Причем в желании этом не было ничего корыстного, поскольку, хоть Леня и знал уже, что в деле замешаны наркотики, а стало быть, и большие деньги, но не менее твердо он знал, что деньгами этими он ни за что не воспользуется, поскольку во всех делах исповедовал принцип: никогда не связываться ни с мокрыми делами, ни с наркотиками.
Сейчас он торопился побеседовать с зятем Серафимы Оглоуховой на предмет того, что этот зять делал дома в тот день, когда в соседней квартире убили Евгения Лисичкина. Какого черта он притащился домой в неурочное время, когда весь дом знает, что он никогда не приходит раньше шести? И самое главное: отчего его теща про это молчит, как брянский партизан? Несомненно, Черепков велел держать ей язык за зубами и не разевать варежку перед полицией. Стало быть, он знает что-то такое, что может пролить свет на запутанное дело. Но бабка ни за что не проговорится, ужас до чего продувная бестия!
Леня свернул на Пятую линию и поморщился. Действительно, дело очень запутанное. Все время всплывают какие-то посторонние люди, которые ведут себя крайне непорядочно и вообще непредсказуемо. Ну, в самом деле, если бы Михаил Сидорчук не обнаглел до того, чтобы осмелиться кинуть этих малосимпатичных киргизских ребят, то операция с наркотиками пошла бы, если можно так выразиться, по плану. Конечно, нехорошо, но к Лоле с Маркизом все это не имело бы никакого отношения.
Далее, если бы зять Серафимы Петровны оказался честным человеком и не занимал деньги у бандитов, а вернее, если уж занимал, то отдал бы в оговоренный срок, то они не вломились бы в чужую квартиру и не путались бы под ногами. И теперь обязательно нужно расспросить этого самого зятя, что он знает.
Леня оставил машину в первом приличном дворе рядом с мусорными баками. Войдя во второй двор, он снова поморщился, прыгая с камня на камень, чтобы не запачкать ботинки, оглядел с любопытством старый каретник и был облаян кривоногой моськой, которую держала на поводке старуха с черной клеенчатой сумкой в руках. Из сумки выглядывала ручка эмалированного бидона.
Леня цыкнул на моську, что, надо сказать, совершенно не помогло, и оглядел нужный дом. Вот и окна восьмой квартиры, и занавески плотно задернуты, а времени, между прочим, уже двенадцатый час. Спят еще голубки, ну так он их разбудит. Он поднялся по лестнице и внимательно прочитал все надписи под звонками восьмой квартиры.
Тут Леня осознал, что понятия не имеет, как зовут любовницу Черепкова, а стало быть, не знает, кому звонить. Волей-неволей приходилось вступать в отношения с аборигенами.
Во дворе по-прежнему никого не было, кроме все той же старухи с моськой.
— Будьте добры! — заорал Леня, чтобы перекрыть визг вредной собачонки. — Не подскажете ли…
— Молчать! — гаркнула старуха, и Леня от неожиданности чуть не прикусил язык.
Оказалось, что команда относилась к моське, которая, и верно, притихла.
— Чего надо? — нелюбезно спросила бабка.
— Справку, — любезно ответил Леня.
— За справкой в справочное иди! — культурно ответила старуха, и Леня понял, что с ней надо говорить по-свойски.
— Значит, так, — сказал он, приближаясь и понизив голос, — быстренько мне подскажите, бабушка, как зовут одну такую женщину из восьмой квартиры, которая… ну как бы это поделикатнее выразиться…
— Мужиков водит? — догадалась бабка.
— Точно! — расцвел Леня. — И вот как раз вчера вечером…
— А тебе зачем? — подозрительно спросила бабка. — Сам, что ли, к ней намылился? Так место занято, это точно, со вчерашнего вечера хмырь один неотлучно у ней находится. Вон, видел? Занавески задернуты… Так что иди себе, а не то я заранее участкового вызову…
— Если бы я сам к ней намылился, то уж верно знал бы, как ее зовут… — охладил вредную бабку Маркиз, — а участковый нам тут без надобности, сами как-нибудь разберемся.
— То-то, что сами! — передразнила старуха. — И откуда только такие бабы берутся, как эта Алька? Муж есть, все время в командировках, мы ему всем двором твердили, что шалава она — не верю, говорит! И ее люблю, а вы все — сволочи! Вот и делай людям добро после этого!
«Ох, и добрая же женщина мне попалась! — мысленно восхитился Маркиз. — Так и жаждет доброе дело сделать, а люди отмахиваются!»
— Так как, говорите, этой Альки фамилия? — нетерпеливо спросил он.
— А я ничего не говорю, — невозмутимо ответила старуха, — и не скажу, пока не узнаю, зачем тебе к Альке нужно. Потому как, ежели скандал какой, то я заранее участкового…
— Стоп! — прервал ее Леня, ему надоели и бабка, и ее зловредная моська, которая, глухо рыча, пыталась атаковать его брюки. — Вы собачку-то свою приструните, тогда и будет разговор…