Джек Бестелесный
Шрифт:
— Non de dieu! note 56 Это второе — Виктор?
— Я тоже так подумал. И проиграл мои детские воспоминания о той Страстной Пятнице двенадцать лет назад — проверил, нет ли среди них чего-нибудь о дяде Вике. Никаких следов образа, который можно было бы идентифицировать с ним. Но осталась слабая тень кого-то очень страшного. Моя детская способность самосохранения почти изгладила это воспоминание, потому что оно сильно травмировало мое детское сознание. Но все-таки я уловил этот мнемонический проблеск. Меня тогда напугал человек, в то время мне неизвестный. Но я чем хочешь поклянусь, что жуткая
Note56
Черт побери! (фр .)
— Но кто этот… этот контролер, ты не знаешь?
— Ни малейшего понятия не имею. Джек назвал его Фурией.
— О Господи! — прошептал я, выбрался из кресла, выдвинул ящик картотеки, вытащил припрятанную там бутылку виски и на глазах растерявшегося Марка сделал пару хороших глотков. А потом плюхнулся назад в кресло, да так, что Марсель на метр взвился в воздух. А я сидел, выпучив глаза от ужаса, весь в холодном липком поту, потому что и мои собственные двенадцатилетние воспоминания вырвались из тайника, куда я их загнал.
Фурия!
… Я отказался присоединиться к метаконцерту, который организовал Дени, и спрятался где-то среди метарешеток снаружи. И увидел ЭТО.
— Кто ты? — спросил я.
И оно ответило: «Я — Фурия».
— Откуда ты пришла? — спросил я.
Я из небытия. Это было неизбежно.
— Что тебе нужно?
И оно ответило: «Вы все!»
Марк сказал с ледяным спокойствием:
— Это кто-то из них. Один из членов семьи, собравшихся у смертного ложа дяди Вика. В момент смерти он каким-то образом… Я не знаю, что он сделал. Заразил? Слился? Принудил? Передал свое извращенное честолюбие?
— Но это же невозможно! — крикнул я.
Марк словно не заметил и продолжал размышлять вслух:
— Вот почему мое подсознание помешало мне рассказать папе про Фурию. Ведь Фурией может быть любой из них!.. Нет, погоди! Не жены и уж конечно не бедный дядя Бретт. Фурия — кто-то из Ремилардов. Может быть, даже сам папа — возможно, отцепившаяся часть его личности, о которой он даже не подозревает.
— Ну а дерьмовая Гидра тогда кто? — просипел я. — Другой член семьи. Пятеро их?
Марк нахмурился, покачал головой.
Я глотнул еще виски, чтобы унять дрожь. Не помогало. Однако огненная вода, видимо, подбодрила мои парализованные мозговые синапсы, так как меня осенила блестящая мысль.
— Только не Адриен!
Марк уставился на меня с недоумением.
— Твой дядя Адриен. Он был здесь, на Земле, когда Маргарет Стрейхорн погибла на Орбе, из чего следует, что он не Фурия и не Гидра! Он единственный член Династии, задержавшийся тут. Все остальные находились в Консилиум Орбе, когда Маргарет… И твоя тетя Анн тоже исключается! Когда на Маргарет напали в канун Дня Всех Святых, вы с ней уже улетели на Орб.
Он посмотрел на меня с сомнением.
— Ты считаешь, что Фурия и Гидра неразлучны. По-моему, это ниоткуда не следует.
Я был обескуражен.
— Может быть. Но получается логично. Адриен обожал дочь и после ее смерти не может прийти в себя. И Анн… черт! Кто угодно из них может быть Фурией! Даже ты. — Я опять поднес бутылку ко рту.
Но Марк принудил мою руку остановиться. И поставить виски на стол. Мальчик подошел ко мне вплотную, зажал мою вспотевшую голову в ладонях и уставился мне в глаза.
Принуждение. Он меня полностью обработал. Где уж было моему психоэкранчику задержать его! И на одно мгновение он показал мне, что находилось за его собственным экраном. Показал мне, кто он. И отчеканил:
«Я — НЕ ФУРИЯ!»
Мое сознание безмолвно взвизгнуло от изумления. Мне удалось увидеть завуалированное младенческое сознание Джека — невероятно! Мне были известны грозные внутренние ресурсы Поля и Дени. Сознание Марка было иным — более глубоким и темным, чем у отца и деда, и совсем иное, чем у Джека, а для меня страшнее тех троих. Но он сказал мне правду: Фурией он не был. Я запомнил Фурию с той Страстной Пятницы, и тут меня осенило, что я сталкивался с ней еще раз. О чем совсем забыл до этой минуты.
Фурия присутствовала, когда Джек спускался по родовому каналу. Она пыталась подчинить малыша своему контролю, когда тот еще не сделал даже первого вздоха.
И тут я взвыл в голос.
Марк завинтил принуждение как тиски.
ДядюшкаРогиядолженсделатьпожалуйстапойми! Ты мне необходим и я не могу допустить чтобы ты расклеился ведь доверять я могу только тебе и Джеку ЛЮБОЙ ИЗ НИХ МОЖЕТ БЫТЬ ФУРИЕЙ и мы знаем чего она хочет ФУРИЯ ХОЧЕТ НАС ВСЕХ. Она сказала тебе это. Кто бы и что бы она ни была как бы она ни сумела состряпать эту Гидру ОНА — НАСТОЯЩЕЕ ЧУДОВИЩЕ и только мы способны ее остановить!.. А потому ты должен взять себя в руки и прекратить наконец пить!
В принуждении Марк — Великий Магистр, но даже он не мог держать меня под контролем без конца. Чтобы по-настоящему воздействовать на мое сознание, ему требовалось прибегнуть к другой метаспособности, которой он также владел в совершенстве, — способности оздоровлять чужие сознания или разрушать их.
Я никогда не разрешал метапсихиатрам копаться у меня в голове. Дени и Люсиль без конца уговаривали меня позволить метапсихическим клиницистам выкорчевать наиболее упрямые сорняки под моей черепной крышкой — и в первую очередь мою склонность злоупотреблять алкоголем, но я всегда отбрыкивался. Я не желал, чтобы психоцелители «редактировали» те стороны моей личности, которые не устраивали других. Да, я невротик и люблю выпить. Я свыкся с этим моим «я», которое как-то умудрилось и умудряется выжить. У меня нет ни малейшего желания изменяться. И вот теперь мой жуткий двоюродный правнук вознамерился, невзирая на мое сопротивление и вопли, затолкать меня в трезвость! Причем ради собственных эгоистических побуждений… а может, и нет, может, ради благополучия нашей семьи и Конфедерации Землян Галактического Содружества. Я завопил благим матом:
— НЕТ! Радивсегосвятого не трожь спиртное! Введи в меня этот чертов блок — и я СВИХНУСЬ я же не алкоголик Люсиль установила это давным-давно или ты не знаешь что алкоголь действует как предохранительный клапан когда дело касается сверхчувствительнойэгоцентричнотрусливойличности? ПРИЗРАК! НЕ ПОЗВОЛЯЙ ЕМУ!!
Марк заколебался.
— Если ты меня «почистишь», — прохрипел я, — то ты сам будешь последним чудовищем.
Серые глаза смотрели в мои не мигая. Он мог это сделать. Еще как мог! Хотя был еще сопляком по сравнению со мной и далеко не таким метапсихическим титаном, каким ему предстояло стать с годами, но все равно он мог так меня обработать, что от глоточка спиртного меня выворачивало бы наизнанку. Так обработать, что я навеки лишился бы сладкого забытья.