Джек Мэггс
Шрифт:
Резкий, требовательный стук говорил о том, что визитер не знаком с заведенным в этом доме порядком. Тобиас быстро задвинул банку в дальний угол стола, а перед собой положил открытую энциклопедию и, взяв в руку перо, открыл записную книжку. Когда он повернул голову к двери, его поза была такой же, в какой его потом увековечил на портрете Сэмюэль Лоуренс в 1838 году. Он встречал визитера, как встречают его судебные приставы или другие начальствующие лица, умеющие тотчас сбить спесь с любого.
– Войдите.
Дверь
Тобиас Отс смотрел на его забрызганные грязью чулки, испачканные сажей колени и испорченную прическу.
– Плохие новости? – спросил он. Темные глаза недобро глядели на него.
Писатель потянулся к золотому поясу своего халата и сначала развязал его, а потом, передумав, затянул потуже.
– Вернулась боль? – выразил он догадку. Но в такой час? Это озадачило его.
Пришедший сделал полшага вперед.
– Что с вашими чулками?
– Я упал, – ответил лакей и, моргая, оглянулся вокруг.
– Ради всех святых, сейчас пять часов утра.
– Время не терпит, сэр.
– Вас подняли с постели? Неужели такой добрый человек, как ваш хозяин, посылает слуг по своим делам в такое время?
Вместо ответа посетитель как-то странно сжал кулаки, продолжая держать руки по швам. Этот жест был странным и неожиданным и свидетельствовал о такой силе, которую прислуге не дозволено выказывать. Теперь Тобиас уже почувствовал страх.
– Кто-то обидел вас?
– Я прождал вас весь вечер, после того, как вы съели свой пудинг.
Лакей сделал еще шаг вперед. Тоби взял в руки самое тяжелое из того, что лежало на столе, – пресс-папье. В нем было фунта два. Им, как двухфунтовой гирей, пользовались на кухне.
– Где, черт побери, вы ждали всю ночь?
– На улице, – Джек Мэггс закрыл за собой дверь.
– На улице? Не в моем доме?
– А недавно, уже поудобнее, у вас на кухне.
– Вы дрожите.
– Я знаю.
Тобиас, продолжая держать в руках пресс-папье, предложил Мэггсу сесть.
– Какова же истинная причина вашего визита, старина? Мэггс сел на стул, но тут же вскочил и сложил свои большие руки на груди.
– Что вы сделали со мной во время ужина? Короче, сэр, именно это меня интересует.
– Ах вот оно что? Боль вернулась.
– Скажите мне, что вы со мной сделали.
Вместо ответа Тобиас попытался приложить свою руку к больной щеке Джека Мэггса, но тот отшатнулся, недобро разжав губы, показывая десны.
– Вы выведали мои секреты.
– Нет.
– Вот почему все эти джентльмены так странно смотрели на меня, когда я проснулся.
– Вы вправе получить объяснение, – осторожно промолвил Тобиас, – но для этого не надо кричать на меня. Вот я сяду на этот стул, а вы садитесь на мой. Никто не желает вам зла, даю вам слово. То, что вы назвали «странным» взглядом, было
– Но как вы заставили меня заговорить? – уже закричал на него Джек Мэггс, снова сев, как тогда на стул, и положив руки на испачканные колени. – Я никогда в своей жизни не говорил во сне, никогда.
– Вчера вечером вы были сомнамбулой.
– Как там это ни называется, но это было ужасно, сэр; человек чувствует, как все, что у него внутри, вдруг выставлено всем напоказ. Это в тысячу раз постыдней, чем явиться к вам в грязных чулках.
– Вы предпочитаете терпеть боль?
– Я готов вернуть себе боль десятикратной силы, если с ней вернутся все мои секреты. Воцарилась долгая пауза.
– Вы читаете? – наконец нарушил молчание Тобиас.
– Я не невежда, если вы так думаете.
– Тогда вы, возможно, прочитаете эту гладенькую записную книжечку, которая у вашего локтя. Да, это она. Раскройте на третьей странице с конца. Она датирована 16 апреля. Там вы прочтете все секреты, которые вы мне рассказали.
Джек Мэггс смотрел на книжку, но не касался ее.
– О, сэр, – промолвил он очень тихо. – Я думаю, разумно ли будет это делать.
– Откройте ее. Читайте.
Лакей дрожал так сильно, что Тобиас Отс невольно вспомнил Фараона, лошадь своего отца, чья пятнистая шкура так же дрожала, когда его седлали. А потом, когда Джек медленно и тщательно прочитал написанные от руки две страницы, у Тобиаса Отса созрела идея.
– И это все, что я сказал? И ничего более?
– Это все.
– Тогда я был чертовски пьян, сэр, простите за выражение.
– Но призрак живет в вас, – искренне уверил его Отс. – В вас сидит существо, которое желает вам зла, живет в вас, как глист-солитер в свинье. Этот фантом причиняет боль вашей щеке.
– Я не знаю никакого фантома, сэр. Никогда прежде не знал его имени.
– Я уверен, что могу навсегда снять боль вашей щеки.
– О, сэр, эта боль мучает меня уже многие годы. Сейчас она мне как старый друг.
– Разве это по-дружески прилюдно подвергать вас такому испытанию?
Джек Мэггс закрыл книжечку и бережно положил ее на стол.
– Я счастлив насколько могу, сэр.
– А что, если я изгоню из вашего сердца демонов, которые причиняют вам боль? Что, если я запишу все на бумаге и положу в ящик? А потом, когда мы справимся с болью, то подойдем к камину и вместе сожжем эти листки, Джек Мэггс?
– Но что вам до этого, сэр? Это моя боль, в конце концов.
– Я натуралист.
– Я слышал, что вы писатель.