Джек в Австралии. Рассказы

Лоуренс Дэвид Герберт

Да, мощь в нем была. И Джек сознавал, что именно ее ему недостает. Джек обладал быстротой интуитивного понимания и сообразительностью, но в нем не было мощи Казу.

* * *

Подошла Моника и с внезапной импульсивной благосклонностью взяла Джека за руку. Увлекая его за собой, она предложила: — Пойдем посидим под деревом. Мне хочется отдохнуть. Все эти люди изводят меня.

К искреннему своему удивлению и отвращению Джек почувствовал, что прикосновение девушки волнует его. Он покраснел и шел в надежде, что никто его не заметит. Но Моника крепко сжимала его ладонь своей легкой, упругой девичьей рукой, и ему было трудно казаться непринужденным. И снова странные электрические

искорки перебежали к нему от ее нежных пальцев. Очень хороша она была в этот день, мила и соблазнительна. Она завела опасный флирт с Казу и сбежала, испугавшись, что слишком далеко в нем зашла. Пококетничала и с Стоклеем, — по прозвищу «Перси с розовыми глазами», — по которому все девчонки сходили с ума; но он ей не особенно нравился. Казу, наоборот, ей нравился. Но она не любила его. Поэтому-то и прибежала к Джеку, к которому очень благоволила. С ним ей было спокойно и хорошо. Ей нравилась его суровая английская нетронутость, его робость и прирожденная чистота. Он был чище ее. Поэтому ей хотелось влюбить его в себя. Наверно он уже влюблен в нее. Но это была такая робкая любовь, которая ее только злила. Она уселась напротив, приблизив к нему свое хищное молодое лицо; казалось, ее влекло к Джеку, как влечет молодого тигра. Порою она касалась его руки, порою, оскалив как хищный зверек свои острые зубки, заглядывала ему в глаза, как будто что-то ища в них. А он разгорался дурманным восторгом, не желая поддаваться ему, и все же настолько был отуманен, что позабыл и о празднике и о ненавистном Казу.

Но он не шевельнулся. Правда, глаза его как обычно блестели, когда она прикасалась к его руке, но он ее не трогал. Он не смел прикоснуться к ней, не хотел давать ясного ответа. На все ее слова он отвечал односложно. Он сидел, изнемогая от восторга, но молчал. Наконец Моника охладела. Решив, что он простофиля, решительно встала и ушла. Ушла без разговоров. Он был изумлен и огорчен, не мог поверить случившемуся и ему показалось, что солнце померкло.

* * *

Солнце действительно стояло уже низко. Подул наконец благодатный ветерок и повеяло сладким ароматом скошенной травы. Наступило время для последних спортивных развлечений. Все с наступлением прохлады снова оживились и были полны предприимчивости. Внизу у реки заканчивались скачки аборигенов на необъезженных, диких лошадях. Казу гарцевал на своем бешеном вороном жеребце. На сапогах у него сияли шпоры, а шляпу украшали большие перья попугая.

— Эй ты, молодчик Грант, — обратился он к Джеку, — подержи-ка лошадь, пока я туже подтяну подпругу, а потом можешь с остальными головотяпами поучиться у меня, как нужно ездить верхом.

По отношению к Джеку у него был особенно дерзкий тон. Но последний все же взял под уздцы лошадь, пока Казу соскочил и поправлял подпругу. Джек заметил, пока тот возился у седла, его тонкую талию, широкие плечи, узкие крепкие бедра. Да, это был мужчина! Но до чего противен! В особенности его легкая, отвратительная, насмешливая улыбка на красном лице и в голубых глазах с маленькими зрачками. Остальные фермеры спокойно дожидались его, сидя на своих лошадях.

«Какие все они приличные и скромные люди по сравнению с ним!» — подумал Джек.

Подошел Ленни и вынул булавку из галстука Джека. Это была розетка из желтой ленты, которая сверкала как куриная слепота и была подарена ему Моникой.

— Как ты смеешь! — возмутился Джек.

— Молчи, — ответил тот и потихоньку воткнул булавку в седло, острием к лошади. Это было подло, но Джек промолчал.

Распорядитель крикнул: «Внимание!». Всадники стали по местам. Казу подошел к своей бешеной лошади, но еще не сел на нее.

— Раз! — Казу вскочил, вдел ноги в стремена и еле коснулся седла.

— Два, три! — Последовал выстрел.

Всадники помчались вперед. Но вороной никогда еще не

слыхал выстрела и затанцевал на месте.

— Осторожно! — крикнул распорядитель, показывая на вороного. — Приятно посмотреть, каких лошадей нам поставляют «рыжие»!

В это время Казу повернул лошадь по направлению к дороге и опустился на седло.

Вороной взвился на дыбы, стал биться, брыкаться, сбросил Казу и умчался один. Произошло это так внезапно и неестественно, что все замерли на месте.

Казу поднялся и с бешенством глядел вороному вслед. Вокруг него послышался громкий смех.

— Боже милостивый, — зазвучал у самого уха Джека голос Тома. — Нельзя поверить, что Казу упал! Что есть хоть одна лошадь, с которой он не справился! Мне даже жаль его при мысли, как на него завтра нападут все остальные «рыжие».

— А я так в восторге! — весело ответил Джек.

— Я тоже, — добавил Ленни, — тем более, что виноват в этом. Я рад бы его и на тот свет отправить! Я всунул ему под седло булавку, Том; Не пяль на меня глаза, не стоит! Я уже давно замышлял что-нибудь против него из-за Джека. Знаешь, что он сделал? Он посадил Джека на этого жеребца, на Стампеде. Это было в самом начале, когда Джек не пробыл у нас и двух недель. Вот, что он сделал. Скажи, считали бы его убийцей, если бы Джек погиб? Мне это рассказывал один абориген. Тебе не сказали, потому что не смели.

— На Стампеде! — крикнул Том, побледнев, и злобно сверкнул своими карими глазами. Его нового товарища, которому Па просил во всем помочь!

— Пустяки, — вставил Джек.

— Ах он… — Через несколько мгновений он добавил: — Когда у «рыжих» дело дойдет до скачек, тогда пойди и приведи себе Люси!

— Вот это славно, Том! — Ленни уселся на траву и облегчил свою душу, разувшись и сняв шляпу и галстук. Вороного поймали и привязали. В отдалении они заметили Казу, убеждавшего Септа ехать на изящной пегой кобыле, которую они привели со своей фермы. Септ был самый тощий из «рыжих».

Солнце уже заходило. «Вперед! Пора кончать!» — крикнул распорядитель. Септ появился с пегой кобылой. Это была темно-каштановая с белыми яблоками лошадь исключительной красоты.

— Как бьется мое сердце! — воскликнул Ленни. — Будет настоящая борьба; эта кобыла прыгает как серна, я видел его на ней!

Джо Ло доехал до плетня и перепрыгнул его на своем жеребце. За ним Септ на кобыле.

— Как бьется мое сердце! — снова воскликнул Ленни.

Ленни сидел в седле, как кошка, и Люси легко взяла барьер. Когда планку подняли, жеребец Джо сплоховал. Люси слегка коснулась плетня, кобыла перепрыгнула. Септ, горделиво подняв брови, подвел ее к распорядителю.

— Стой! — крикнул Ленни и помчался снова. Люси перелетала как ласточка. Септ рассмеялся и подошел к барьеру, еще немного поднятому. Кобыла взяла барьер, слегка задев за него. Очередь была за Люси. Ленни перепрыгнул еще раз безупречно!

Дальше! Молодая кобыла храпела, взмыленная, и остановилась перед плетнем. Септ продолжал пришпоривать и хлестать ее. Казу громко выругался. Кобыла упрямо стояла, несмотря на то, что Люси с удивительной легкостью снова взяла препятствие.

— Алло, алло! — крикнул Ленни, чувствуя себя победителем, — поднимите барьер еще на пять дюймов и мы покажем вам, как надо перелетать.

Он объехал кругом, повернул Люси, у которой уже дрожали ноги, и элегантно перепрыгнул в последний раз.

Единодушные возгласы одобрения привели Казу в бешенство. Джек не сводил с него глаз, боясь, не затевает ли он что-нибудь недоброе. Но Казу схватил лишь сильную, злую кобылу, вскочил на нее и поехал по дороге, очевидно, чтобы похвастаться своим искусством. Толпа наблюдала за могучей, строптивой лошадью, а Моника не сводила глаз с жестокого, неподвижного лица Казу.

В душе Джека бушевал вулкан. Он знал, что Стампеде снова пойман и выводится на показ.