Джек в Австралии. Рассказы
Шрифт:
— Хорошо, на некоторое время останусь, — ответил Джек.
— Послушай, как ты думаешь, если я не связан с моей змеей, не пойдет ли за меня Мери? Кого-нибудь мне надо. Ты что про нее скажешь? Понравится ли ей здесь?
— Спроси ее сам, — мрачно ответил Джек.
ГЛАВА XX
Конец Казу
Они знали, что Казу женился, но к виду грязного, копошившегося на полу ребенка они не были подготовлены. Казу увидел их издалека и шел им навстречу, предварительно сделав, вероятно, своей жене
Внешне он не очень изменился. Но в чем-то, не поддающемся описанию, он стал хуже прежнего. Он принадлежал к числу тех мужчин, которые после свадьбы опускаются и дурнеют. Как будто презирают себя за то, что женились. Казу не обратил никакого внимания на младенца, как будто бы его вовсе не существовало, и, перешагнув через него, повел гостей в гостиную. Там было темно, чтобы не влетали мухи; но он поднял жалюзи, чтобы «взглянуть на их физиономии» и крикнул жене принести рюмки. Гостиная походила на все гостиные. На стене висели увеличенные портреты мистера и миссис Эллис, родителей «рыжих». На камине красовались фарфоровые часы под колпаком, а по сторонам их две фарфоровые вазы на вязаных салфеточках. Посреди комнаты стоял овальный стол, а на нем семейная Библия и блюдо с мясом под металлической сеткой. Гостиная была самым прохладным местом для сохранения мяса.
Казу отставил все на шкаф и взял с окна бутылку водки.
Появилась миссис Эллис с рюмками. Это была худая, бледная молодая женщина с большими темными глазами, с волосами, закрученными на металлические папильотки и с враждебным выражением лица. Она никак не отреагировала на гостей, лишь устремила на них недружелюбный взор с явно выраженным в нем вопросом: «Что вам, собственно, здесь нужно?» У нее сложилось твердое убеждение, что каждый приходивший к ним обязательно рассчитывал на что-то! Напрасный труд! В этом отношении она была вполне солидарна с Казу. Женщина поставила на стол рюмки и взглянула на мужа из-под бесцветных ресниц.
— Чего еще надо? — грубо спросила она.
— Ничего. Если понадобится — позову.
Она была, до известной степени, богатой невестой: принесла с собой в приданое тысячу фунтов стерлингов. Но манера, с которой она произносила «тысяча фунтов стерлингов» — как будто выше этого ничего не могло быть на свете — выводила из терпения даже Казу. Попросту говоря, она была пошла. Пошло говорила, пошло мыслила, пошло действовала. Но в ней чувствовалась энергия и грубая самоуверенность. Благодаря приданому она считала себя выше всех остальных.
— Воспитание — ерунда, все дело в деньгах! — с бесстыдством говорила она Ленни. К Джеку у нее было исключительно пренебрежительное чувство. Кто он такой и чего он стоит? Во что его можно оценить? Если желаешь мне понравиться — принеси-ка сперва твою чековую книжку! Казу выслушивал все это молча. Но у нее был бешеный темперамент, и оба они, как два черта, гонялись друг за другом. Но в этой женщине имелись и неплохие качества. Она была бессистемна, но опрятна. В доме царил вечный сумбур, но она постоянно что-то чистила, как будто блестящие ручки дверей могли отразить ее злополучные тысячу фунтов! Даже Бэби подвергался раз в день основательному омовению. Но в остальное время ему позволялось копошиться и пачкаться вволю. Сама
Однако дураком он не был. Он поймал изумленный взгляд, с которым Джек разглядывал молодую женщину, как будто отказываясь причислить ее к человеческому роду. И Казу был достаточно сообразителен, чтобы понять значение этого взгляда, выражавшегося двумя словами: какой ужас! А вряд ли найдется муж, который одобрит, если про жену его воскликнут: какой ужас!
Казу мирился со свой грубоватой женой, но неодобрение других оскорбляло его и портило ему кровь.
— Выпьем по рюмке! — предложил Казу.
— Мы не можем. Ma дожидается нас.
Казу молча наполнил рюмку Джека, а жена его удалилась, захлопнув за собой дверь, из-за которой немедленно стали доноситься такие громкие крики и брань, что мужчины еле слышали друг друга.
Казу опрокинул рюмку в рот. Он сбрил бороду и теперь весь его подбородок оброс трехдневной рыжей щетиной. Выпив, он щелкнул языком и насмешливо-подозрительно взглянул на гостей.
— Кое-что изменилось, правда? — заметил он.
— Да, кое-что.
— Как на ферме?
— Благополучно.
— Небось привезли с собой мешки золота?
— Нет.
— Джек Грант получил целое состояние? — спросил Казу, взглянув на него.
— Нет, — холодно ответил Джек.
Было что-то нестерпимое в наглом, вызывающем взгляде Казу.
— Как поживает Ma?
— Хорошо, — удивленно ответил Том.
— Я почти не вижу ее.
— Да, я заметил, что ворота заколочены.
— Не те ворота заколотили, которые надо было.
— Как так?
— Умнее было бы заколотить ворота к Перси с розовыми глазами.
— Почему?
— Почему? Да разве вы не знаете?
— Что такое?
— Не знаете ничего про Монику?
Сердце Джека на мгновение остановилось.
— Нет. А что?
— Старик Джордж вам ничего не рассказывал?
— Нет! — Том мрачно и с испугом глядел на него.
— Странно! И тетя Алиса тоже ничего не сказала?
— Да нет. О чем?
Том побледнел.
— Что случилось, рыжий? — решительно спросил он.
С минуту царило мертвое молчание. Солнце садилось.
— Что ты имеешь нам сообщить?
— Смешно, право, что вы ничего не знаете. Ведь уже шесть или семь месяцев прошло с тех пор.
Молчание.
— Она уехала с Перси, когда ребенку исполнилось четыре недели.
Снова мертвое молчание.
— Иными словами, она вышла за Перси замуж? — хрипло произнес Том.
— Уж не знаю как там насчет замужества. Говорят, что у него уже есть не то одна, не то две законные, либо незаконные жены. Все, что я знаю, это что они уехали на юг, когда ребенку исполнился месяц.