Джекс
Шрифт:
Я мою и тру так, что мои груди подпрыгивают. И вдруг я становлюсь больше злой, чем испуганной. Только потому, что он Воин, он может мною распоряжаться? Делать со мной всё, что ему вздумается? И кто такое постановил: сенат! О, я проклинаю сейчас всех и каждого!
Отрешенным взглядом Джекс смотрит на мои торчащие соски. На этих предателей! Они наслаждаются его грубым обращением, но я — нет!
Когда Джекс обхватывает сосок губами и посасывает его, я невольно издаю стон. Я ничего не могу с этим поделать, правда! Он шевелит ногой подо мною, хватает меня за бёдра и двигает меня туда-сюда так,
Нет, ты меня не возбуждаешь!
Я решительно обмываю покрытую шрамами грудь и шлепаю губку Джексу на лицо. Я грубо тру его щеки, чтобы он убрал губы с моего соска. И чувствую, как по его бедру размазывается моя скользкая влага. Я потекла, черт!
Это еще больше бесит меня.
А он всего лишь закрывает глаза и снова откидывает голову на бортик.
— Ты страстная, мне это нравится.
Мое сердце сбивается с ритма от его короткой улыбки, потому что внезапно Джекс становится привлекательным для меня. Сексуальным.
Ты не околдуешь меня!
Я хочу соскользнуть с его ноги, но он не отпускает меня, поэтому я продолжаю его мыть — снова вожу губкой по мускулистой груди и рукам. Он настолько сильный, что мог бы убить меня одним ударом. И я знаю, что он меня убьет. Вот только как? Медленно и мучительно? Чтобы я испытала как можно больше боли?
Я должна заставить его выслушать меня. Я не убивала его брата!
Внезапно что-то ударяется о мое колено. Джекс стонет, словно от боли, и зажмуривается. У него что, эрекция? Или это я заехала ему коленом по яйцам? Могу ли я вырубить его таким образом? Нет, это было бы самоубийством. Но, может быть, я могу использовать его эрекцию в своих интересах? Соблазнить его?
К сожалению, у меня не много опыта в таких делах, но попробовать стоит.
Проклятье, насколько низко я пала? Неужели я действительно хочу стать его шлюхой?
Я напряженно пытаюсь разглядеть член сквозь пузырьки воздуха. Мне кажется, он еще не полностью встал, но уже на верном пути. А это там что, шрам мерцает сквозь воду? Я до сих пор помню, где он находится: он тянется на пять сантиметров наискосок вдоль ствола.
Во время длительной, сложной операции мы с моей командой сохранили половые возможности Джекса. Теперь я об этом жалею. Станет ли он насиловать меня как Блэр Мираджу? О боже, не хочу думать о том, что эта девочка переживает сейчас. Стены здания толстые, никто не услышит ее криков, только зрители перед экранами.
Я цепенею, дышать становится трудно, мое возбуждение пропадает. Джексон и в самом деле на мгновение смог меня возбудить, хотя я его боюсь. Это не нормально!
Мы, рабыни, по крайней мере защищены от беременности, хотя на этом всё. Каждому мальчику в возрасте двенадцати лет делают вазэктомию3, при которой отсекаются семенные канатики. Место в городе ограничено. Продолжать род разрешено только тем, кто может гарантировать генетически совершенное потомство. Тогда, после тестикулярной экстракции сперматозоидов4, яйцеклетка оплодотворяется
Сквозь пелену слез я рассматриваю Джекса. О чем он думает? Запутался ли он так же, как и я? Никогда раньше я не была так сбита с толку, мои мысли скачут, как шальные, туда-сюда. Неужели он хотел возбудить меня, чтобы унизить?
Он пристально смотрит на меня, и я смотрю ему в глаза — что-то в них не так. Холод исчез, уступив место чему-то еще. Глаза блестят, словно Джекс в горячке.
Помимо этого, его дыхание учащается, руки поднимаются от моей талии к груди. Мои предательские соски скучают по губам Джексона и его шероховатым пальцам, радушно принимая то, как он щиплет и крутит их.
Я и не подозревала, что мне понравится такое обращение. Но оно не должно мне нравиться, если это делает он!
— Мне нравятся твои пышные формы, серва, — шепчет Джекс и встает. При этом он поднимает вместе с собой и меня тоже и прижимает к своему телу. — Теперь ты должна заплатить!
— Нет! Пожалуйста, нет!
Он вытаскивает меня из ванны, так что я ударяюсь коленом о ее край. Через ногу проходит резкая боль, но это всего лишь ноет задетый нерв. Мое сердце жестко бьется о грудную клетку. Что он собирается сделать? Джекс хватает меня за руку, берет с полки большое полотенце и толкает меня за дверь.
— Нет, пожалуйста! — Я хочу убежать от него, но он ловит меня сзади и обхватывает рукой мой живот. Я дрыгаю ногами, но он просто поднимает меня выше. Я ожидаю, что он бросит меня на кровать, но вместо этого он несет меня к двери в туалет.
— Не могу больше ждать, я должен сделать это прямо сейчас! — рычит он и при этом смотрит прямо в камеру над нашими головами. — Но без вас. Я хочу насладиться моей малышкой один.
В туалете? Он серьезно?
— Пожалуйста, Джекс, я сделаю, что ты захочешь, только не делай мне больно! — Я плачу и молюсь за свою жизнь, мне едва хватает сил говорить, настолько сильно парализует меня страх. Я вишу в его хватке и позволяю ему затолкать меня в комнатушку.
Джекс захлопывает дверь и прижимает меня своим обнаженным, горячим телом к холодной стене. Здесь темно, он не включает свет. Он не хочет видеть, что будет со мной делать?
Вода из ванны смешивается с моим потом, я вдруг начинаю дрожать, мои зубы стучат друг о друга.
— Пожалуйста, не… — Я оседаю в темноту, но Джекс продолжает держать меня в своей железной хватке. — Я не убивала его, Джексон, ты должен мне…
Он закрывает мне рот рукой, в панике я пытаюсь сделать глоток воздуха. Он хочет задушить меня!
Но вместо этого он шепчет мне прямо в ухо:
— Тсс. Я знаю.
Я замираю, слышу только его дыхание и бег моей крови. Мне послышалось?
— Не бойся меня, я ничего тебе не сделаю, док. — Он медленно убирает руку от моего рта. — Мне нужна только информация.
Док?
Его хватка ослабевает, Джекс заворачивает меня в полотенце и снова прижимает мое дрожащее тело к себе.
В чем дело? Я сплю? В его голосе больше нет раздражения, и он нежно гладит мою руку.
Мой голос срывается.