Дженкинс
Шрифт:
– Дженни…Разве он…?
Все выплыло наружу в бурном потоке слов:
– Ох, Пайпер, вы были такой красивой парой, ну почему вы расстались? Я обожала тебя и с радостью назвала бы тетей! Разве ты не любила Дэна?
Говорить об этом с Дженни сейчас было верхом неловкости, но ей придется быть честной.
– Любила. Конечно, любила. Но иногда...дорогая, это сложно…Иногда этого недостаточно. В итоге мы расстались друзьями, а я теперь счастлива с мужем и детьми. Дэн отличный парень,
– Не знаю…Я уже сильно сомневаюсь в этом. Прошло столько лет, и дядя встречался с разными девушками, некоторые мне нравились, я порой была уверена, что все выгорит. Но он все еще один. Дамы были разные, но, знаешь, мне казалось, что все они в чем-то похожи. Пожалуй, все они чем-то напоминали тебя.
Пайпер до боли закусила губу. Она не решалась поднять глаза, чувствуя свою вину. Теперь весь ее обличительный пыл утих, и разговор стал ей неприятен. Ее многострадальное сердце сочувствовало бывшему возлюбленному, но что она могла поделать?
– Наверное, для него ты и была единственной. На свете все еще есть однолюбы. И теперь он повсюду ищет тебя, хотя сам этого не понимает. Он просил меня поговорить с тобой только потому, что любая весточка о тебе будет для него большим счастьем. Дэн всего лишь хочет узнать, как поживает женщина, которую он любил.
– Что ты хочешь от меня, Дженни? – подняла голову Пайпер, распаляясь. – Чтобы я бросила семью и сбежала с ним в Мексику? Или Дэн хочет просто быть моим любовником?
Она тут же устыдилась своих слов, но девушка напротив лишь вскинула бровь.
– Нет. Конечно, гнет. Он лишь хочет узнать, почему ты отменила ужин. Ты не желаешь его видеть? Презираешь? Я-то лично думаю, что это все из-за Лео.
Услышав любимое имя, Пайпер вздохнула. А девчушка-то прозорлива! Что ж, она все скажет.
– Да, Лео действительно не хотел этого.
– И ты пошла у него на поводу? Вот так легко отказалась? Ведь ты наверняка хотела увидеться со старым другом, как ты его называешь. Тогда ты была очень приветлива. Да и теперь я вижу это на твоем лице.
– Мне пришлось делать выбор. Ты тоже научишься, Дженни. Научишься думать за двоих. Я могла исполнить эту маленькую прихоть, которая, в сущности, ничего все равно не дает. И обидеть мужа. Или отказаться и сохранить гармонию. Вот и все.
– Ты очень любишь его, да? – глухо спросила Дженни.
– О да. Но, поверь мне, это не так уж просто. Любить кого-нибудь.
– Да, наверное. Послушай.Я понимаю, как все это выглядит со стороны. Но я…Я вижу, что ему тяжело. А дядя…Дэн, он единственный родной человек у меня. Но если все так, то ему остается лишь порадоваться за тебя.
– Скажи ему все, Дженни. Пусть он знает. И пусть знает, что ему нужно двигаться дальше. Нельзя цепляться за прошлое.
Тут к Пайпер подошел официант и зашептал что-то на ухо, она на мгновение отвлеклась и попросила Дженни подождать ее несколько минут. На кухне были какие-о проблемы с испорченным мясом, Пайпер моментально погрузилась с головой в свои заботы – нужно было позвонить поставщику и разобраться, разрывать договор ей не хотелось, ведь раньше эта фирма ни разу не подводила. Она потратила целые полчаса на выяснение обстоятельств и звонок директору, но все уладилось само собой. Правда, пришлось выплатить компенсацию господину, съевшему злополучные биточки, но это было сущем пустяком, так как ей удалось умаслить недовольного клиента, и он пообещал не отзываться о ресторане плохо. В суматохе она совсем забыла о своей гостье; вернувшись, Пайпер застала за столиком молодую пару с ребенком, которая передала ей записку со словами: «Будь к ним подобрее, спасибо. Вторник, 10 часов».
***
Осознание того, что затворничество не помогает избавиться от воспоминаний и навязчивых дум, пришло нескоро, но, как только это случилось, Билли отперла дверь и позволила сестрам увидеть ее – изнуренную и еще более ослабевшую. Дневной свет рождал резкие спазмы в глазах и мигрень, а первая же ложка бульона, заботливо приготовленного Пайпер, вызвала рвоту – организм девушки отказывался функционировать как должно. Она не удивилась бы, если, выйдя из комнаты, увидела бы в зеркале дряхлую старуху – ощущение времени стерлось, и казалось невероятным, что она пролежала в этом странном полусне-полубреду только несколько дней, а не лет.
Билли пришлось заново учиться ходить и разговаривать. Как только основные функции ее тела пришли в норму, она принялась за ремонт помещения, в которой жила.
Пайпер отсутствовала несколько часов – навещала друзей и забирала малышей из детского сада, но, зайдя поздороваться с Билли, ахнула: бывшая комната Фиби превратила в храм. Храм имени Кристи Дженкинс.
Повсюду была развешана одежда Кристи, разложены ее детские рисунки, фотографии, игрушки, листочки дневника…Словом, все, что Билли смогла обнаружить.Она впервые за все это время радостно улыбнулась Пайпер и попросила выбрать фото Кристи, которое ей нравится больше всего…
Это была новая, более хитрая тактика: если от боли невозможно скрыться, то, может быть, стоит бежать не от нее, а по направлению к ней? Билли сознательно окружила себя теми вещами, которые создавали видимость присутствия сестры и в то же время как нельзя лучше напоминали о ее смерти. Она не отгоняла свою тоску теперь, а стремилась как можно плотнее слиться с ней, чтобы стать одним целым. Это было близко к мазохизму: каждый раз, когда она чувствовала очередной приступ отчаяния и горечи, какая-то часть ее довольно оскаливалась. Уже скоро…
Когда же он наступит, тот самый момент?
Она ждала, что однажды сможет преодолеть эту границу. Что там, за этой точкой, за этим болевым порогом, пределом того, что она сможет вытерпеть? Когда станет невыносимо просто дышать, тогда она перемахнет за ограничительную линию одним прыжком.И начнется что-то новое…Что-то другое…
Она не знала, что именно ждет ее там. Может быть, боль просто отпустит. Навсегда. Может быть, все чувства просто притупятся. Может быть, сердце просто остановится. В любом случае, это будет спасением.