Джентельмен с Медвежьей речки
Шрифт:
– Тогда,– говорю,– одевайся, да поживее.
– А у меня, кроме шкуры кугуара, ничего нет,– ответил Джошуа.
– Но ты же не можешь показаться в городе в таком одеянии!
– Могу и покажусь,– ответил на это старик.
– В шкуре кугуара я смотрюсь не менее благопристойно, чем ты в своей рванине, оставленной медведем. А сейчас пойду и приведу лошадь –она у меня спрятана в соседней пещере. Итак, Джошуа сходил за своей лошадью, Глэнтон привел свою, я – Капитана Кидда, и сразу пошли неприятности. Капитан Кидд, похоже, принял Джошуа за какую-то новую разновидность кугуара. Всякий раз, когда старик оказывался неподалеку, Капитан срывался в погоню и
От Билла помощи так и не дождался – тот только хохотал без удержу, точно пятниста гиена, до тех пор, пока Капитан Кидд не почувствовал раздражение от этого гогота и не лягнул его копытом в брюхо. Билл улетел в чащу ельника и там прилег. Когда я вытащил его оттуда, выяснилось, что половина одежды осталась на ветвях, а прочая свисала с тела лохмотьями, так что вид у него стал не менее достойный, чем у меня. Мы так и не нашли его шляпу, поэтому он стащил с себя остатки рубашки и обмотал вокруг головы на манер индейцев апачей. В общем, тройка дикарей да и только! Внезапно меня обожгла ужасная мысль: ведь пока мы тут наслаждаемся жизнью, несчастное население Медвежьей речки продолжает прозябать в невежестве! Вот почему, когда Капитан в очередной раз встрепенулся, завидев Джошуа, я тут же привычно угостил его промеж ушей рукояткой кольта, и это произвело на него некоторое впечатление.
И вот наконец мы выступили. В арьергарде, сидя на попоне заместо седла, ехал на своей мосластой пегой кляче старина Джошуа. Оружия при нем не было, если не считать знаменитой дубины, с которой он наотрез отказался расставаться. Билла поставил между собой и Джошуа, чтобы держать по возможности подальше от зубов и копыт Капитана соблазнительную шкуру. Но каждый раз, когда ветерок доносил до ноздрей Капитана пикантный запах, он разворачивался всем телом и кусал Джошуа, правда чаще попадая по лошади Билла, иногда – по самому Биллу, и мне тяжело было слушать слова, которыми мои попутчики осыпали бедное животное.
Но, так сказать, в недолгих перерывах между раундами мы все же продвигались дальше по тропе, и в конце концов ранним утром, за несколько миль от города, выехали на дорогу, ведущую к Рваному Уху. Первым, кто нас заметил, оказался парнишка на гнедом, жеребце. Он с ходу повернул коня и, громко вопя, так рьяно запылил к городу, словно сам дьявол припечатал ему копытом под зад.
– Давайте догоним его и расспросим, приехала ли учительница! – предложил я друзьям, и мы бросились в погоню.
Но напрасно мы кричали этому дурню остановиться – он лишь пришпоривал гнедого. В разгар скачки полоумная кобыла Джошуа вырвалась вперед, в ноздри Капитану удаэил запах кугуарьей шкуры, и, закусив удила, тот погнал чертову кобылу в сторону от дороги через кусты, овраги, перелески, и прежде чем я сумел его остановить, мы отмахали мили три. Разумеется, когда мы вернулись на дорогу, и парня, и гнедого уже и след простыл. Тогда мы возобновили, свой поход к Рваному Уху. Как ни странно, завидев нас, люди, живущие при дороге, со всех ног мчались к домам, запирали засовы, а иные так и постреливали из окон. Пуля, отлитая не иначе как на бизона, отстрелила Глэнтону кусочек уха, и тот раздраженно заметил:
– Черт возьми! Они словно предчувствуют, что мы намерены лишить их школьной учительницы!
– Да откуда им знать! – говорю.– Бьюсь об заклад, пока мы пропадали в горах, между Рваным Ухом и Бизоньим Хвостом разразилась война.
– Тогда за каким чертом они стреляют в меня? – выразил удивление старина Джошуа.– В отличие от вас, мальчики, я не держу сторону Бизоньего Хвоста. Я сам из Рваного Уха.
– Сомневаюсь, чтобы они признали тебя, заросшего и в шкуре,– ответил я.– Эй, что там такое?
Перед нами на дороге показалось быстро приближающееся облако пыли. Сомнения скоро рассеялись: дико вопя и размахивая винчестерами, на нас мчалась толпа всадников.
– Ого! – воскликнул Глэнтон.– Что бы там ни затевалось, но будет лучше, если мы посторонимся. По всему видать, что джентльмены вышли на тропу войны и жаждут чьей-то крови.
– Спрячемся в кустах,– предложил я.– Но все равно пусть на меня нашлют чуму, торнадо, всех следопытов штата, но я доберусь сегодня до Рваного Уха!
Мы свернули в заросли, освободив дорогу, так что и слепой проехал бы, да только зря старались: всадники, человек сорок-пятьдесят, вломились в кусты следом за нами. Ведомые стариной Джошуа, мы то и дело сворачивали, петляли, брали напрямки, всячески запутывая след, и в результате к тому времени, когда объявились в Рваном Ухе, наши преследователи все еще плутали в зарослях. Вокруг никого не было, город словно вымер. Все двери были закрыты, ставни на окнах домов, магазинов и салунов опущены. Подозрительное дело.
Мы выехали на площадь. И тут из ближайшего дома послышалось – трах! – и добрый заряд дроби прошелся по усам старины Джошуа. При виде такого глумления над старостью я не выдержал: подъехал к дому, достал из стремени ногу и пинком высадил дверь. Внутри кто-то заорал и попытался выпрыгнуть в окно, но был остановлен карающей рукой Глэнтона. Приглядевшись, я узнал в барахтающемся человечке Исайю Барлоу, одного из коренных жителей городка.
– Что, черт вас всех раздери, означает такой нелюбезный прием? – зарычал на него Билл.
– Неужто ты, Глэнтон? – раскрыл рот Барлоу, часто-часто моргая глазами.
– А кто ж, по-твоему?! – рявкнул Билл.– Или ты принял меня за индейца?
– Ага, о-о! Я хочу сказать, что не сразу узнал тебя в тюрбане,– ответил Барлоу. Он огляделся, – Или я сплю, или передо мной Джошуа Брэкстон и Брекенридж Элкинс.
– А то! – фыркнул Джошуа.– Мы самые и есть!
– Ну и дела,– говорит тогда Исайя, потирая свою шею.– Не знаешь, что и подумать! – Тут взгляд его остановился на шкуре кугуара. Протерев глаза, он снова посмотрел на Джошуа, с сомнением качая головой.
– Где все? – спросил Джошуа.
– Видишь ли,– говорит Исайя,– некоторое время назад в город на взмыленной лошади влетел этот соплях Дик Линч и принародно поклялся, что только что чудом избежал смерти от рук отъявленных злодеев, самых диких, кровожадных и. свирепых, какие когда-либо спускались с гор.
– Парни, – во всеуслышание объявил Дик,– это не индейцы и не белые. Это те самые звероподобные дикари, о которых нам толковал профессор из Нью-Йорка! Один из них будет покрупней взрослого гризли, а конь под ним что твой лось, только раза в два побольше. Другой, чуть меньше первого, весь в рванине и безобразнее самого черта. На голове у него убор индейца апачи. А на третьем так вообще ничего нет, кроме, шкуры кугуара на заднице, в руке огромная дубина, а волосы свисают аж до плеч! Как только они меня заметили,– продолжал, захлебываясь, Дик,– завопили так, что куда там дюжине чертей! – и поскакали следом, точно целая орда индейцев! Я – то, не будь дураком, тут же развернулся и поскакал в город, а по дороге всех предупреждал, чтобы прятались в домах и не высовывались.