Джентльменов нет - и привет Джону Фаулзу!
Шрифт:
– Ладно уж, сидите с Танькой дома, – смилостивился Кирилл. – Я сам привезу.
– Договорились! – Нина отключила телефон и стала тормошить Пульсатиллу. Та опять сидела, уставившись в одну точку, будто в ней выключили мотор. Нина тронула ее за плечо. Черт побери! Как моментально проносится жизнь! Еще недавно они бегали с Пульсатиллой в одну школу, и вот теперь сидит здесь на кухне вместо подружки-девчонки сорокалетняя расплывшаяся тетка. Нине вдруг стало жалко и себя, и Татьяну. – Давай пока чайку или кофейку?
– Чего
– Поинтересовался, давно ли ты здесь.
– А при чем здесь дурацкая шутка?
– Какая шутка? – Нина уже забыла собственные слова.
– Ну, ты ему ответила: «неудачная шутка». Это про что?
– А, ерунда! Он сказал, что не прочь бы остаться у меня ночевать.
– Это он серьезно? – Пульсатиллу хлебом не корми, только дай узнать подробности чьей-нибудь личной жизни.
– Ты что, Кирилла не знаешь? Вагон апломба, хотя ему уже давно пора спуститься с небес.
Пульсатилла задумалась.
– Жаль. Он, в общем, был неплохой парень.
– Был. Пока удача его не испортила. И я еще не подкузьмила. Неправильно себя вела. Вместо того чтобы установить в семье паритет, жила только для него. Вот ему и стало казаться, что он единственный мужчина в целом свете. Крыша поехала.
Уютно зашумел электрический чайник. Нина достала конфеты, варенье, коробку печенья.
– Тебе с бергамотом?
– А-а! Все равно.
Пульсатилла потянулась к коробке с конфетами:
– Сладкая жизнь!
Она, так же, как и Нина, как тысячи других женщин, регулярно с утра каждого понедельника снова и снова садилась на диету, но к концу недели как-то незаметно для себя с нее соскакивала, и не всегда с минусом в килограммах. Чаще даже оказывалась с прибавкой в весе. В данный же момент она и не задумалась о фигуре.
– Настоящая женщина, к твоему сведению, и должна вот так! Жить только для своего единственного мужчины!
– Ты это о ком? – удивилась Нина.
– Да все о тех же. О мужьях.
– А-а! Понятно. – Жалость исчезла, и вместо нее Нина почувствовала раздражение. – Не помнишь, значит, как считала единственным и неповторимым своего собственного муженька и чем он тебе на это ответил? Или забыла, как пять лет назад самолично трахнула Кирилла по башке коньячной бутылкой?
– Не забыла. Но может, Кирилл с тех пор изменился? Жизнь его кое-чему научила?
– Научила, вот он немного и поутих. А приподнимется снова, так и опять будет точно таким же хамом.
– Можно провести опыт и посмотреть, – широко раскрыв глаза, взглянула на Нину Пульсатилла.
– Пусть любители ставят опыты на мышах, – ответила Нина. – Это безопаснее.
– Для мышей?
– Для всех. Опыты иногда бывают смертельными. Я, во всяком случае, пробовать не хочу! – Нина вздохнула. И пока Пульсатилла машинально накладывала себе полную ложку клубничного джема, Нина почему-то подумала вовсе не о Кирилле, а о совсем малознакомом ей человеке по имени Юрий, приходившем в их контору сегодня утром. Интересно все-таки, есть ли у него семья? Наверное, есть. – Как говорят, от добра добра не ищут. Твой-то бывший муженек еще не созрел для проведения экспериментов?
– Финита ля комедиа. – Пульсатилла беззаботно запихнула в рот ложку джема. – Не заходил и не звонил уже больше года. Даже девчонок с днем рождения в этом году не поздравил. Видно, решил, что они уже взрослые и им отцовское внимание ни к чему.
– Ты говорила, у него в новом браке кто-то родился?
– Родился. – Пульсатилла криво усмехнулась. – После того как у нас младшая дочка появилась, он еще все пыжился, все лапшу мне на уши вешал, что хочет сына. А сам опять только на девку и смог сподобиться. Теперь у него три дочери. – Пульсатилла вздохнула. – Три сестры. Правда, матери у них разные. – Она горестно подперла голову рукой. – Уже семь лет прошло с тех пор, как он от нас ушел.
– Ничего, воспитает и третью дочку. Последыши всегда самые любимые, – задумчиво сказала Нина.
У Пульсатиллы от обиды задрожали губы:
– Настолько любимые, что о детях от первой жены он даже забыл. Пластайся, дорогая, как хочешь! На нем я поставила жирный крест. Жаль, что нельзя изменить у девчонок его гены. Вытравить бы их серной кислотой! Видно, они-то теперь и дают о себе знать.
Нина вспомнила, в каком состоянии явилась подруга.
– Да расскажешь же ты наконец, что случилось?
У Тани при воспоминании о собственных невзгодах расслабились, опустились плечи, и вся ее крепко сбитая фигура приняла мешковатый вид. Ей, казалось, уже и не хотелось говорить о себе. В душе перегорел огонь возмущения, теперь в ней наступила усталая тишина.
– Все старшенькая моя! – произнесла она вяло. – Оказалась вся в папашу! Упрямая – просто как черт! Утром сказала мне, что ночевать домой не придет. А час назад обрадовала тем, что решила выйти замуж. А когда я попыталась донести до ее сознания, что в таком случае уж тем более можно спокойно ночевать дома, она просто расхохоталась и отключила телефон. – Пульсатилла замолчала с трагическим видом. Нина тоже молчала, помешивая чай.
Пульсатилла потянула к себе еще одну конфету и начала снова:
– Замуж она, видите ли, выходит! За мальчишку-однокурсника. Ей еще два года в институте доучиваться, а уже не терпится грязные носки стирать и с пеленками возиться.
– Может, этот парень и есть ее единственный в целом свете? – заметила Нина, ставя чашку на стол. – Насчет пеленок не беспокойся, сейчас есть памперсы.
– Их еще надо на что-то купить!
– Ну уж она пусть сама и думает об этом.
Таня только махнула рукой.