Джентльмены чужих писем не читают
Шрифт:
Иван самодеятельностью заниматься больше не собирался и поэтому, наморщив лоб, постарался придумать какой-нибудь вопрос. Ничего не придумалось. Похоже, всё действительно было ясно.
Кроме одного. В этом одном он был уверен процентов, скажем, на девяносто восемь. Может, даже на девяносто девять. А хотелось на все сто.
– Есть один вопрос, – робко сказал он. – Но не совсем по теме… Можно?
– Можно в сапог нассать, – буркнул Бурлак. – Ты что, в гражданские перевелся?..
– Разрешите? – поправился Иван.
– Разрешаю, – сказал Бурлак. – Медовенький ты мой. Ты, кстати,
– Взрыв в “Макдоналд'се”, фактически говоря, был сорван. Ведь никто не пострадал. Значит, кто-то предупредил народ?.. Полиция-то до сих пор уверена, что никакой бомбы не было, а взорвался газ из-за начавшегося пожара…
– Ну, – насупился Бурлак.
– Чья работа? – выдохнул Иван.
Бурлак с минуту молча двигал бровями.
– Ну да, – наконец произнес он, как бы выдавливая из себя нечто такое, чего Иван, по незначительности своей, знать никак не должен, но уж такой добрый батька Бурлак ему попался, что готов – в первый и последний раз – поделиться с пацаном важной военной тайной, – моя работа… Пожалел я их… Проявил минутную слабость…
С площади Трёх Культур-мультур Иван отправился прямиком в аэропорт им. дорогого товарища Бениты Хуареса. Бурлак велел воспользоваться такси, хотя Иван пешком бы быстрее добежал. Всю дорогу ему было безумно смешно. Он, по возможности, крепился, но смех пёр из него, как квашня из автоклава, то и дело прорываясь наружу смущённым хрюканьем. Таксист хмуро косился на него, наконец спросил:
– Проблемы, амиго?..
– Где? – спросил Иван.
– У тебя?..
– Никаких! – сказал Иван и заржал так оглушительно, что и таксист не выдержал: ухмыльнулся в чёрные усы.
Двенадцатиполосный проспект, как всегда в это время суток, был запружен машинами под самую завязку. Передвижение в сторону аэропорта производилось рывками, с суммарной скоростью чуть меньше средней пешеходной. Между рычащими и чадящими железными конями метались мальчишки с газетами, кока-колой, вялыми на жаре гамбургерами, тающим мороженым и прочей дрянью.
– Над чем же ты так ржёшь, брат? – спросил таксист.
– Над чем, над чем… – ответил Иван и задумался.
Над тем, что все мы люди, даже такая нелюдь, как резидент военной разведки. Надо же – пожалел он их!.. Пожалел!..
Иван опять захохотал как сумасшедший. Засмеялся и таксист. Из “фольксвагена” по соседству, притертого вплотную к его такси, исполненная надежды, высунулась чья-то толстая морда – может, насмешат и её?.. В мире – инфляция, терроризм, засилие империалистов, войны, локальные и патрилокальные, бабы не дают, а беременеют, дети родителей не уважают, а деньги клянчат, – а тут целых два человека смеются, беззаботные, как кошки, – ребята! насмешите за компанию!.. В долгу не останусь, мать вашу!.. А то и вовсе бросим тачки посреди асфальтового ада, куда сдуру впёрлись, пойдём на ближайшую горку, раздавим бутылочку, пообщаемся!.. А?..
Да что же это такое, попенял себе Иван. Когда я, наконец, научусь себя вести как подобает разведчику, блин? Я же должен быть самый незаметный маньянец во всей Маньяне. А я, блин, устраиваю тут посреди проспекта
А ведь была ему дадена ещё в “консерватории” специальная инструкция на этот счёт. Юмор и работа в разведке несовместимы, учили его. Когда тебе смешно, а окружающим тебя несмешно, ты, показывая им это, загоняешь себя в патовое положение. Либо тебе придется причины своей весёлости от них скрывать, и они тебя возненавидят, либо тебе придется смешить их тем же самым или аналогичным, и они тебя полюбят. Так или иначе, они не останутся к тебе равнодушны. А это – провал, если не сказать ёмче.
Особенно – в стране Маньяне, которую тридцать революций (и все – победившие!) давно уже превратили в один большой колхоз.
Эх, была не была!..
– Тебе, брат, доводилось бывать в Канкуне? – спросил Иван, всё ещё подхрюкивая и подхихикивая.
– Где это? – удивился заинтригованный таксист.
До аэропорта оставалось не больше километра, но они, похоже, прочно сидели в гигантской пробке, обездвиженные, как спелёнутые младенцы. Толстомордый всё ещё выглядывал с любопытством из застывшего по соседству “фольксвагена”, в котором парился, как кальмар в консервной банке. Иван, впрочем, не спешил. Самолёт в Монтеррей летал через каждые два часа. Габриэлы всё равно дома нет и ещё дня два не будет. Согласно легенде, он так и устраивал свои дела по месту прежнего жительства. Обрубал концы. С тем, чтобы окончательно переехать в Акапулько.
– Канкун – это на Юкатане, – объяснил Иван.
– А Юкатан-какатан твой – это где?
– На юге страны.
– Не, так далеко я не забирался, – сказал таксист. – В прошлом году ездили с подругой в Роза-Рику на восемь дней. А вообще я не люблю уезжать из Маньяна-сити. Так и что там, в этом Канкуне?..
Ну и молодец, подумал Иван. Молодец, что не любишь никуда уезжать. Значит, можно тебе вешать на уши лапшу килограммами. Вплоть до того, что на Юкатане живут люди с песьими головами…
– Там, значит, курорт. Ну, море, пляжи, орхидеи… Так?..
Таксист кивнул. Толстяк в “фольксвагене” моргнул и вытер с шеи пот.
Ну, Андрюха, выручай, братан! Не держи зла за то, что давеча тебя приколол с этими динофлагелятами!..
– Там на берегу стоит старинный пиратский корабль. Или точная копия его. Для туристов. Каждый, кто хочет, может войти внутрь и сфотографироваться.
– Зачем? – в один голос спросили толстяк и таксист.
– На память, – объяснил Иван.
Слушатели переглянулись.
Как там было?.. “одной рукой обняв её, другой обняв…”
– Ну, кто с женой – тот с женой, а кто не с женой – тот с подругой…
Слушатели опять переглянулись, на этот раз с некоторым плотоядным предвкушением во взорах.
– А потом – сигарету выкурил и – в пушку окурок запихал…
– В какую пушку? – спросил толстяк из “фольксвагена”.
– Я же говорю: это пиратский корабль. Понимаешь? Раньше он плавал по Маньяскому заливу, грабил купцов, воевал с правительственным флотом… Это было ещё до Войны за Независимость… Двести лет назад. Или триста. А потом его поставили на прикол и водят туда туристов. Экзотика. Это понятно?