Джевдет-бей и сыновья
Шрифт:
Ни Нермин, ни Айше ему не ответили, продолжили свой разговор. Осман начал бродить между перламутровой комнатой и лестницей.
— К чему так нервничать? Сел бы! — окликнула мужа Нермин. — Что будешь делать после обеда?
— Поеду в клуб, — сказал Осман, сел и снова открыл газету, но читать мешало раздражение. Зачем он сказал, что поедет в клуб? Теперь и в самом деле придется туда ехать. «Долго сидеть не буду. Так, загляну ненадолго, покажусь людям на глаза и уйду А вот и обед несут!»
Но в комнату неспешно вошла
— А где Рефик?
— Они еще не пришли, — сказал Осман.
— А рыба уже почти готова! Что же нам, по отдельности обедать? Только этого еще не хватало!
— Да сейчас придут! — сказал Осман и встал.
— Кто сказал, чтобы начинали готовить?
— Я. Говорю же, сейчас придут!
— Разве так можно? Ведь мы только за обеденным столом все вместе и встречаемся! Если еще и тут будем врозь…
— Мама, милая, я же говорю: придут они, придут, сейчас придут! — Заметив, что рука потянулась к пачке сигарет. Осман разозлился. «Если не курить и не интересоваться женщинами — что останется делать?» Почувствовав себя несправедливо обиженным, немного успокоился.
— Я посмотрела, что у нас за оградой делается. Плакать хочется!
Осман покачал головой и снова уселся в кресло.
— Испортили Нишанташи! — вздохнула Ниган-ханым. Немного помолчала. — Как жарко!
— Да, жарко сегодня, — сказала Нермин.
— Где дети?
— Они же ходили с вами в сад.
— Ходили, но…
— Да вот они, идут.
— И обед готов! — возбужденно воскликнул Осман. Заметив, что все недоуменно посмотрели на него, прибавил: — Я голоден как волк! И пахнет так аппетитно! Это, наверное, из-за лаврового листа? — Эмине-ханым в ответ улыбнулась, и Осман поспешил усесться за стол.
Однако Ниган-ханым со своего места не встала. Из-за этого остались на местах и Айше с Нермин. Осман принялся их уговаривать: уверял, что Рефик и Перихан скоро придут, шутил, но Ниган-ханым села за стол только после того, как к уговорам присоединилась Нермин, да и то не сразу. Едва Ниган-ханым села за стол и завела речь о том, что все беды из-за того, что нет больше Джевдет-бея, как с улицы донесся звук колокольчика.
— Ну вот, пришли! — сказал Осман.
— Прийти-то пришли, но мы уже сели! — вздохнула Ниган-ханым.
Немного погодя в гостиную, все еще о чем-то разговаривая, вошли Рефик и Перихан. Увидев сидящих за обеденным столом, Перихан улыбнулась.
— Хорошо сделали, что не стали нас ждать, — сказал Рефик.
— Нет, не хорошо, совсем не хорошо! — пробормотала Ниган-ханым.
— Мы смотрели дом.
— Потому что сбежать от нас хотите, да?
Рефик положил свою руку на руку матери:
— Удивляюсь, как ты можешь так думать.
И Рефик вместе с Перихан поднялись к себе, чтобы переодеться и вымыть руки.
— Почему он таким стал? Что с ним? — спросила Ниган-ханым.
— Мама, да все с нами в порядке,
— Когда в этом году Рамазан? — спросила Ниган-ханым.
— Начинается пятнадцатого октября.
— Закончится, стало быть, пятнадцатого ноября… Айше, твоя помолвка, выходит, между двумя праздниками? Да, если будут апельсины, надо сказать Йылмазу, чтобы сделал апельсиновый кадаиф. Интересно, можно ли его сделать из мандаринов? Ну, где же вы так долго пропадали? Рыба остыла!
— Наша красавица плакала, — сказала Перихан. На руках у нее сидела Мелек. — Давай-ка мы сядем! — И она посадила девочку на высокий детский стул, а сама села рядом.
— Мы нашли в Джихангире [98] замечательный дом! — сказал Рефик. — Решили, что в начале октября купим там квартиру.
— В этом районе живут одни выскочки! — заявила Ниган-ханым.
— Мама, оттуда море видно! И есть центральное отопление. Новая, чистая квартира с видом на море. Окна большие, много света. Стены белые…
— Все, рыбу я доел, — сказал Осман. — Что на десерт?
— Вот еще один ребенок. Дитя да и только! — рассмеялась Ниган-ханым.
98
Район в европейской части Стамбула на берегу Босфора, южнее Нишанташи и Бешикташа.
— А что? Ну да, я очень проголодался, — сказал Осман и тоже усмехнулся. «Как славно мы живем! — думал он. — Как я люблю воскресенья! Уже двадцать минут второго… А мне еще нужно показаться в клубе!»
— Вы ведь часто будете к нам приходить? — говорила Ниган-ханым. — Мне хочется видеть маленькую Мелек. Она — утешение, посланное мне через неделю после кончины Джевдет-бея!
Глава 59
КРАХ?
— То, что вы инженер, конечно, очень интересно… — проговорил Гыясеттин Каан.
— Почему, эфенди?
— Инженер, интересующийся своей нацией, думающий в первую очередь о благе своей нации…
— Вы хотите сказать, что инженеры обычно не интересуются тем, что лишено некой конкретики? — спросил Мухиттин.
— Да, конкретика… — пробормотал старый профессор и вдруг как будто смутился: — Они ведь, кажется, считают, что и в моей расовой теории слишком много конкретики и научности?
— Кто?
— Они, они… Ваши бывшие друзья. Махир Алтайлы и его окружение. Разбавляют расовую теорию своей Rassen Psychologie…