Джим Хокинс и проклятие Острова Сокровищ
Шрифт:
– Джон, – начал я.
Он поднял голову и, прищурясь, посмотрел на меня. По выражению его лица я понял, как тепло он ко мне относится. Я никогда не понимал этого его чувства, лишь порой задумывался о том, что – может быть – он видел во мне сына, чье общество (будь у него сын) доставляло бы ему удовольствие.
– Утро выдалось тяжелое, – продолжал я. – Тебе удалось сделать совершенно необыкновенные вещи и за очень короткое время. Если я предложу, чтобы ты сейчас немного отдохнул, ты не обидишься? Я ведь от чистого сердца! Я знаю, как решить нашу следующую задачу… мне даже мысль о ней не доставляет удовольствия, но я не думаю,
Сильвер ничего не ответил, а я продолжал настаивать:
– Нам ведь надо какие-то вещи здесь с тобой оставить. Четверо матросов, которые держат Тейта, будут с тобой. Тебе нужна еще чья-то помощь? Может быть, ты мог бы… Может, ты захочешь чем-то заняться… Например, начнешь поднимать клад наружу?
Я хорошо знал этого человека. Он встряхнулся и встал.
– Джим, в тебе точно доброта живет. Помнится, ты как-то говорил, твой отец был человек добрый. У тебя это, видно, от него, упокой Господь его душу. – Он размял члены и посмотрел вокруг. – Ловлю тебя на слове, Джим. Дай мне еще двух матросов и, пока тебя не будет, я займусь этой тяжелой работой, присмотрю за ней.
– Прекрасно, – сказал я, повернувшись, чтобы идти. – Прекрасно.
Однако он подозвал меня к себе.
– Джим… Мне надо одну вещь тебе сказать. – Он заколебался, но затем посмотрел мне прямо в глаза. Солнце сверкало на длинном серебряном костыле с колодкой из черного дерева. – Есть такие, кто считает, что я преступник и творил зло. Только я, если когда человека убивал, мне это не нравилось. Я такой человек, который по ночам спокойно спать хочет. Да вот не может.
Он воспринял мой кивок как знак отпущения грехов.
– Я буду тут. Дождусь тебя, – сказал он.
Теперь передо мной встала трудная проблема. Следует ли мне сказать тем матросам, что пойдут со мной, об ужасах, с которыми им предстоит встретиться? Я решил – нет. Вместо этого я принял решительный и жесткий вид и повел себя как суровый командир. Мы прошли маршем весь путь, проделанный с Тейтом, и я повел их на плато близ вершины холма Подзорная труба.
Поднявшись на эту небольшую площадку, я приказал матросам очистить склон позади хижины от всей буйной и колючей растительности. Я наблюдал, как они ее рубили. Работа потребовала от людей значительных усилий, зато через некоторое время скалистый склон холма стоял голый и холодный, словно ощипанная курица. Тут перед нами открылся вход, такой же широкий, как двери гостиницы «Адмирал Бенбоу».
Двоих матросов мы оставили стеречь оружие, которое принесли с собой, и я велел сделать несколько факелов. Я предупредил всех, что нас ожидает неприятное зрелище и отвратительный запах. Через несколько минут мы были готовы войти в пещеру, и я пошел первым. И только когда все остальные сгрудились за моей спиной, а факелы горели ярче, чем когда бы то ни было в этом страшном месте, я смог сполна осознать весь ужас того, что скрывалось внутри холма.
И доктор Ливси, и доктор Баллантайн – оба говорили мне, что тот, кто видит нечто ужасное, может, как ни странно, страдать от этого сильнее, чем тот, кто сам переживает этот ужас. Доктор Баллантайн заставил меня множество раз рассказывать ему о том, что я увидел в это утро в свете факелов. В один прекрасный день я отважился спросить его, почему он проявляет такое нездоровое любопытство, требуя, чтобы я говорил об этом снова и снова? Он ответил:
– Это нужно вам, а не мне.
Полагаю, теперь
И на самом деле, я предполагаю опустить здесь некоторые, самые устрашающие, подробности того, что мы там увидели, и ограничиться описанием физического строения самой пещеры, а затем рассказать о том добром, что нам удалось сделать.
Прежде всего я до сих пор не понимаю, как нам с Беном Ганном удалось не свалиться в пропасть, когда нас захватили Тейт и его великан. Тропа была такой узкой – шириной с предплечье, а на нас были кожаные башмаки. Тейту и великану легко было пройти по ней – они ведь хорошо знали это место и чувствовали тропу босыми ступнями. А теперь у меня закружилась голова от одного взгляда на нее. Кто-то из моих матросов споткнулся, но другой помог ему удержаться на ногах.
Не могу точно сказать, как глубока эта пропасть. Возможно, в ней мог бы с верхом поместиться большой амбар. В ней не было ничего, что можно было бы спасти; деятельность, в результате которой создалась эта адская груда, явно продолжалась не один год. Я бы предположил, что Тейт занялся этим через несколько месяцев после того, как мы оставили его на острове. Среди обрывков одежды (там можно было увидеть даже целые костюмы или морскую форму) я заметил не только скелеты целиком, но и отдельные голые кости; каждый раз, когда я видел такое, я отворачивался.
У себя за спиной, чуть дальше вдоль тропы, я услышал рыдания и подумал, что это может быть кто-то из несчастных пленников Тейта. Но то был один из моих людей, потрясенный кошмарным зрелищем.
Я заговорил, не только затем, чтобы отдать приказ, но более для того, чтобы наполнить это страшное место теплым звучанием человеческого голоса:
– Следуйте за мной. Я полагаю, нам предстоит сделать доброе дело.
И я повел их вперед очень медленно, советуя идущим за мной не смотреть ни направо, ни налево. Вскоре, так же, как это было со мной и Беном, мы выбрались на более широкое место, и я увидел запятнанные кровью камни, которые Тейт использовал для того, чтобы лишить людей возможности двигаться. Теперь здесь больше никто не лежал, но я опять заметил две-три голые кости.
Может показаться странным мое признание, что я был способен почувствовать удовольствие в таком кошмарном месте; но я должен честно сказать, что именно это я и почувствовал, когда увидел невысокую арку, сквозь которую проникал дневной свет.
– Смотрите, – крикнул я, – вот арка, через которую я бежал!
– Сэр, – раздался голос одного из наших матросов. – Неужели вы были здесь пленником?
– Да. И здесь могут быть еще другие, кто остался в живых. Поэтому мы сюда и пришли.
– Нет, сэр, – ответил мне другой голос мрачным тоном, – здесь ни одного живого человека нету.
Я подвел их всех к арке, и мы, один за другим, присели на корточки и выглянули наружу. Неужели я мог проскочить здесь? Дух моего отца, молитвы моей матушки – только благодаря им я смог выжить, иных причин я не вижу. Обрыв был почти отвесным; мне представилось, что я все еще могу видеть неясный след сломанных кустов там, где я катился по склону столько недель тому назад. К своему огромному сожалению, я увидел, что неподалеку слева вьется вниз настоящая тропа, по ней-то Тейт и последовал за мной.