Джинкс
Шрифт:
– Как по-твоему, я маленький?
– Ну, конечно, ты… – Симон примолк и смерил Джинкса удивленным взглядом, точно давно его не видел. – Хмм… Ты разве не был гораздо меньше?
– Был, – подтвердил Джинкс. – Когда мне было шесть лет.
– А теперь сколько?
– Одиннадцать. Ты же на мой день рожденья тыквенный пирог испек, – напомнил ему Джинкс. – Но я все же слишком маленький, верно?
– Нет-нет, ты еще подрастешь.
Мысли Симона снова начали, извиваясь, ползать одна по другой. И если Джинкса беспокоило то, что он не растет, Симона, похоже, беспокоило то, что он растет слишком быстро.
После этого разговора Симон несколько недель лихорадочно перелистывал посвященные магии книги. А когда Джинкс спрашивал, что он ищет, Симон лишь крякал или посылал его мести чердак.
Прошло, казалось, лет сто, прежде чем Симон согласился взять Джинкса в один из своих походов.
– Куда пойдем?
– Будешь изводить меня вопросами, я тебя дома оставлю.
Джинкс не считал, что спросить, куда они идут, значит «изводить вопросами», но промолчал. Следующим его вопросом было бы: «А с Костоправом это как-нибудь связано?»
У Симона не было такого, как у большинства других людей, похожего на зеленую бутылку страха перед Костоправом. Но мысли Симона о Костоправе обычно были полны гнева. И еще по какой-то причине теперь их сопровождала тревога из-за того, что Джинкс растет.
Так или иначе, Джинкс наконец отправлялся в дорогу. Это было важнее всего.
Они шли весь короткий зимний день. В снегу на тропе виднелись отпечатки башмаков, когтей, раздвоенных копыт. Однажды им повстречался человек с топором на плече, и, хотя он был, скорее всего, простым дровосеком, но в Урвальде ничего ведь наверняка не скажешь. Джинкс поплотнее прижался к Симону и порадовался полному ужаса взгляду, который незнакомец бросил на чародея. Они разминулись, не сказав друг другу ни слова.
Зимой ярких дней не бывает, а темнеет быстро.
– Пришли, – сказал, неожиданно остановившись, Симон. – Ночевать будем вон в той сторожке на дереве.
Джинкс вгляделся сквозь ветви, покрытые лиловатым в густевшем сумраке снегом. И различил что-то вроде короба.
– Теперь надо придумать, как нам туда забраться, – велел Симон.
По тропе долетел издали бухающий звук.
– Что-то приближается, – сказал Джинкс.
– Мгм, – промычал Симон, не слушая его, и провел ладонями по стволу.
Буханье усиливалось – не очень громкие удары чередовалось с очень громкими. Кер тумп, кер тумп.
– Что-то большое и тяжелое, – добавил Джинкс.
– Сдается, если я приподниму тебя, ты сможешь ухватиться вон за тот сломанный сук, – сказал Симон. – А как долезешь до сторожки, привяжешь к ветке веревку, и по ней заберусь я.
– Оно приближается, – сказал Джинкс.
– Так поторопись, мальчик, довольно бездельничать, – Симон вручил Джинксу свитую бухтой [10] веревку и сложил стременем [11] ладони. – Давай, только снег с башмаков стряхни.
10
Бухта – это веревка, которую сложили таким образом, чтобы она не спуталась. Например, путешественники складывают веревку кругом или восьмеркой и перекидывают через круг петлю.
11
Стремя – это элемент конской сбруи, служит для упора ног всадника, помогая взбираться на лошадь. По форме напоминает треугольник. Складывая ладони стременем, Симон подсаживает Джинкса.
Джинкс надел бухту на плечо, шатко утвердился одной ногой на ладонях Симона и схватился за указанный сук. Пальцы мальчика обвили грубую кору. Он попытался подтянуться.
Буханье все усиливалось.
– Упрись ногами в ствол и топай по нему вверх, – посоветовал Симон.
Джинкс так и сделал. Ему удалось подняться, опереться коленом о сук. Затем он обхватил ствол, насколько хватало рук, подтянул ногу…
Кер тумп, кер тумп.
…встал, прижимаясь к стволу, и забрался на дощатый помост сторожки.
Кер тумп.
– Мог бы уже и сбросить веревку-то, – рявкнул Симон.
Джинкс торопливо привязал ее конец к ветке – буханье раздавалось так близко, что он слышал сопровождавший этот звук скрип снега на тропе. Он бросил свободный конец веревки вниз. И тот зацепился за сломанный сук.
ТУМП.
Джинкс подергал за веревку, высвободил конец, и она полетела вниз. Затем натянулась…
ТУМП, ТУМП… – чем бы это ни было, сейчас оно уже находилось прямо под деревом.
Над краем помоста появилась голова Симона, Джинкс облегченно обмяк.
– Этот… эта тварь на дерево не полезет?
– Скорее всего, нет, – ответил Симон. – Вон она, видишь?
Джинкс вгляделся в сумрак, повисший между двумя огромными ветвями, и различил какую-то тень, безногую, похожую на бочку. Она скакала, отталкиваясь от земли длинной прямой палкой…
– Ведьма в маслобойке катается, – сказал Симон.
– Ох, – выдохнул Джинкс. Ему стало стыдно за свой испуг. – Ты ведь не боишься ведьм, верно?
– Ведьм только дураки не боятся, – возразил Симон.
– Я и не знал, что на деревьях бывают такие домики, – сказал Джинкс. Странно, как это деревья позволили их строить.
– Это одно из условий древнего договора.
– Никогда о нем не слышал, – сказал Джинкс. Деревья ни о каком договоре не упоминали.
– Деревья позволили людям использовать мертвые стволы как топливо и для строительства. И сооружения сторожек. А мы согласились с тем, что, если кто-то из нас погубит живое дерево, лес в отместку отнимет человеческую жизнь. – Симон покачал головой. – В этой части договора я никогда смысла не видел.
– Деревья ничью жизнь отнимать не хотят, – сказал Джинкс. – Они только боятся, что людей разведется слишком много.
Из-за холода он долго не мог заснуть. И знал, что Симон тоже не спит, – слышал тихий рокоток его мыслей. Симоном владело нетерпеливое попрыгучее чувство, потребность достичь чего-то нового, – чего-то, связанного с магией, подумал Джинкс. Он замечал это чувство и раньше, когда чародей придумывал новое заклинание или испытывал волшебство, о котором рассказывала ему одна из ведьм. Однако на сей раз возбуждение Симона по краям окружали мятые складки вины.