Джинкс
Шрифт:
Ривен оскорбился.
– Из-за тебя и госпожи, конечно. Ведь вы остались здесь. Думаю, госпожа Эльфвина со спуском справится, – он обернулся, чтобы взглянуть на край обрыва. – А вот ты, боюсь, упадешь. Ах, если бы только мне удалось отыскать мост!
Джинкс мог бы сказать ему, что со спуском он справится даже получше Эльфвины. Проблема была не в спуске, а в том, что он не мог заставить себя приблизиться к краю обрыва.
– Я просто обязан продолжить поиски, – сказал Ривен. – Главное – никогда
Услышав рассказ Ривена о найденном им пути вниз по обрыву, Эльфвина сказала:
– Джинкс там пройти не сумеет.
– Куда уж Джинксу! – скривился Джинкс. – Джинкс вообще ничего не умеет.
Он лежал навзничь на своей кровати, свесив с нее голову и оглядывая перевернувшуюся вверх ногами комнату.
– Вот если бы мост удалось отыскать, – сказал Ривен. – Я бы установил его ночью…
– По ночам там упырь шатается, – напомнила ему Эльфвина.
– Ну, от него я как-нибудь увернулся бы. А чем они, кстати, страшны, упыри-то?
– Они кровь из человека высасывают, через глаза, – ответил Джинкс.
– Ишь ты, – сказал Ривен. – А я думал, они вроде привидений.
– Нет, они совсем другие, – сказал Джинкс.
– Ага, – произнес Ривен и прикрыл ладонями глаза. – Ладно.
– Ты думаешь, что Симон умер? – вдруг спросила Эльфвина у Джинкса.
Сердце Джинкса екнуло.
– Когда я уходил, он умирать не собирался. Да и София за ним ухаживала.
– Раны иногда воспаляются, – сказала Эльфвина.
– Это я знаю, – такая мысль уже приходила Джинксу в голову. – Скорее всего, он занят тем, что ругается с Софией, а обо мне и думать забыл. Ну и ладно, плевать я на него хотел.
– Правда? – спросила Эльфвина. – Я к тому, что ты этого чародея знаешь, а я нет, но все же он заботился о тебе, когда ты был маленьким, и все такое.
– Ждал, когда я подрасту и меня можно будет убить, – фыркнул Джинкс.
– Это Костоправ так говорит. Скажи, он обращался с тобой так же, как Костоправ?
– Не совсем, но это ничего не значит.
И Джинкс снова вспомнил о стоящих в темноте рядах бутылок с подвешенными в них мертвыми жизнями. Однако Эльфвина не унималась.
– Ты позволяешь Костоправу думать за тебя. А это глупо, потому что он вовсе не на твоей стороне.
– Незачем нам бежать от одного злого волшебника лишь для того, чтобы попасть в руки другого, – сказал Ривен. – Я уверен, что благородный Костоправ…
– Какой еще благородный! – рассердилась Эльфвина. – Видел бы ты висящих в бутылках человечков. А очень скоро и мы там окажемся.
– Я знаю, что он злой, – согласился Ривен. – «Благородный» – это просто фигура речи. Но к тебе, госпожа моя, он, похоже, питает приязнь.
– Еще большую приязнь питает он к силе, которую получит, подвесив меня в бутылке.
– Но ведь не исключено, что, когда он убьет нас, мы все же останемся живыми. Джинкс, наверное, тоже висит где-то в бутылке – и однако же жив.
Джинкс сел и пошатнулся от головокружения: слишком долго висел вниз головой. Он спросил:
– Ты помнишь, из чего был сделан мост, Ривен?
– Ну да. Из костей. Я отлично понимаю, что он злой.
– Я думаю, это были бедренные кости, – сказала Эльфвина. – Все остальные недостаточно длинные.
– Сотни костей, – продолжал Джинкс. – Жизни в бутылках, бедренные кости в полотне моста… Хотел бы я знать, куда он подевал все остальное.
– На мост могли пойти и звериные кости, – не уступал Ривен.
– Ты все стараешься думать о нем получше, – сказал Джинкс. – А он – зло в чистом виде и собирается нас убить.
– Я знаю, – ответил Ривен.
– Кубки-то уж точно были сделаны из человеческих черепов, – сказала Эльфвина. – Такую форму имеют только они.
Поняв, что пить его гости из этих кубков не будут, Костоправ заменил их серебряными. К гостеприимству чародеи подходят очень серьезно.
– И все же вы должны признать, до сих пор он был с нами добр, – сказал Ривен.
– Ничего я не должен, – ответил Джинкс.
– С Джинксом он обращается безобразно, – сказала Эльфвина.
– Да, это верно, – согласился Ривен.
– Ведь ты же сам искал и нашел спуск! Значит, ты хочешь сбежать!
– Да, – признал Ривен. – Хочу. Конечно, хочу.
– Так в чем же дело? – спросил Джинкс.
– Дело в его заклятии, – пояснила Эльфвина. – Он надеется, что Костоправ снимет с него заклятие.
– Ну да. Заклятие, которое означает, что он – важная шишка, – Джинкс пребывал сегодня в сварливом расположении духа.
– Ты думаешь так потому, что я жил при дворе короля Руфуса, – сказал Ривен. – Однако мы с мачехой всегда ели, сидя у самого нижнего стола, а приглашения на королевские приемы получали очень редко.
– А где твой отец? – спросила Эльфвина.
– У меня есть… была… только мачеха.
– Значит, твой отец умер? – снова спросила Эльфвина.
Ривен не ответил.
– Почему – если тебе не претит такой вопрос, – почему король убил твою мачеху?
По лицу Ривена видно было, что вопрос ему претит; тем не менее он, глубоко вздохнув, ответил:
– Потому что ему не нравились ее речи.
– Она рассказывала людям, кто ты на самом деле?
Ривен молчал.
– Выходит, на ней твоего заклятия не было. Или же она сумела его обойти, – сказала Эльфвина.
– Она была очень мудрой госпожой. И сердце имела доброе.
Голос его задрожал, и этого Джинкс вынести уже не смог.