Джинн и Королева-кобра
Шрифт:
—Не перестарайся, — посоветовал Дыббакс.
—Я, кажется, понял, как это делается, — громко ответил Джон, стараясь перекричать нарастающий вой ветра.
—Давно пора, — простонал Джалобин. — Еще немного, и меня тоже вывернет наизнанку.
Смерч несся над долиной. Задев хвостом альпинистский перевалочный пункт, он сорвал рифленые жестяные крыши с туалетов и душевых — к смущению и стыду тех, кто был внутри. Дыббакс рассмеялся, хотя по-прежнему корчился от боли животе.
—Надо мне почаще болеть, Джон, — сказал он. — У тебя такие клевые смерчи выходят!
—Мы летим слишком низко, — заметила Филиппа. — Нас отлично видно с земли.
Она была права. Восседающие на воздушных подушках дети и однорукий мужчина
—Круто, — сказал Дыббакс и тоже поднял два пальца.
—Так в какую нам сторону? — спросил Джон.
—Лакхнау там. — Дыббакс неопределенно махнул в западном направлении.
Джон с сомнением посмотрел на страшно бледного, маявшегося животом Дыббакса.
—Ты уверен? — спросил Джон.
—Уверен, — раздраженно сказал Дыббакс. — Сначала немного на запад, а потом прямо на юг. К обеду доберемся.
В Непале находятся самые высокие пики мира: и Джомолунгма, и Лхоцзе, и Макалу, и, возможно самая трудная для подъема вершина — Аннапурна. Джон направил смерч вдоль южных отрогов Аннапурны, и именно здесь они столкнулись с свежим муссонным ветерком, который, несмотря на все ухищрения Джона, начал сносить их к северу, в предгорья Гималаев.
—Мы отклонились от курса, — крикнула брату Филиппа.
—Знаю, — ответил он. — Мне с этим ветром не справиться.
Но ни Филиппа, ни Дыббакс помочь ему не могли, потому что управлять смерчем вправе только тот джинн, который его создал.
—Надо уйти от ветра, который дует нам в хвост, — сказал Дыббакс.
—Я боюсь подниматься выше, — отозвался Джон. — Не замечаете? Становится холодно. — Он поглядел вниз. — Приземляться здесь мне тоже не хочется. На земле-то снег лежит.
Но когда их окончательно снесло к заснеженным склонам Аннапурны, Джону стало так холодно, что он больше не мог управлять смерчем, и они были вынуждены приземлиться прямо на неприветливый каменистый ледник. Вершина была совсем близко, в каких-нибудь трех километрах.
Оттуда, сверху, дул порывистый ветер, обжигая теплолюбивых джинн ледяным дыханием, забрасывая их снегом и промораживая до самого мозга костей. Развести костер на горе было не из чего, поэтому надежды согреться и восстановить джинн-силу у детей не было. Альпинистов в поле зрения тоже не было — ни на склонах, ни в огромной заснеженной долине, — так что рассчитывать на помощь или хотя бы на чашку горячего чая не стоило. Не прошло и нескольких минут, как четверо путешественников поняли, что их ждет неминуемая смерть от холода, если не случится чудесного спасения. Причем очень быстро.
—Изумительный вид, не правда ли? — язвительно произнес Джалобин. Он сел под огромной глыбой льда, засунул единственную ладонь под мышку и, стараясь не клацать зубами, проворчал, искоса глядя на Дыббакса: — Значит, говоришь, смерчем лучше, чем самолетом? А я, дурак, поверил!
—Я же не виноват, если Джон летать не умеет, — сказал Дыббакс. — Надо было двигаться на юг, а потом на запад. Так мы бы не попали в этот дурацкий муссон.
—Я точно помню, что ты сказал сначала на запад, потом на юг, — заспорил Джон, перекрикивая вой ветра.
—Нечего катить на меня бочку! — взвился Дыббакс.
—Никто никого не обвиняет, — сказала Филиппа. — Уже не время. Если мы прямо сейчас не придумаем, что делать, мы очень скоро умрем от холода. — Она села около Джалобина и прижалась нему, тщетно пытаясь согреться.
Большие пушистые облака застилали солнце, температура стремительно падала. Волосы путешественников посеребрил иней.
Туг заговорил Джалобин, и на холодном гималайском воздухе изо рта у него повалил пар. Детям даже показалось, что сейчас оттуда, как из лампы или бутылки, появится джинн.
—У кого-нибудь припасено это... как его? На букву Д. Короче — желание на крайний случай. Сейчас самое время им воспользоваться.
Ни один из трех джинниоров не отозвался.
—Так я и знал, — мрачно пробормотал Джалобин. И добавил: — Nunc fortunatus sum.
—Что это значит? — спросила Филиппа.
—Я просто вспомнил, — сказал Джалобин, приобняв девочку за плечи, — о том, что написал полковник Килликранки. Я бы сейчас тоже хотел, чтобы нам улыбнулась удача. Я бы хотел оказаться в Лакхнау.
—Я тоже, — чуть не плача сказала Филиппа и вдруг вскочила: — Смотрите!
К ним, вверх по склону, широким, размашистым шагом поднимался высоченный человек. Или нет, не человек... Существо смутно напоминало обезьяну с длинной и косматой бурой шерстью. Огромная голова походила на яйцо, лицо было плоское, без всякой шерсти.
—Это медведь? — испуганно спросил Дыббакс — Какой медведь? Это йети! — возразил Джон. — Ужасный снежный человек.
—Разрази меня гром! — воскликнул Джалобин. — Нам только чудища не хватало.
Он закрыл глаза и приготовился вознести последнюю молитву.
Глава 10
Идеальные дети
За тысячи километров от Индии, в Нью-Йорке, двойники Джона и Филиппы, их «вторые я», созданные ангелом Африэлем, вели себя идеально. Даже чересчур. Ведь что типично для ангела и любого его творения? Вот именно! Ангельский характер. Никаких тебе недостатков, недосмотров, недомыслия или недозволенных поступков. Это означало, что Джон-2 и Филиппа-2 не умели проказничать или лениться, как настоящие близнецы и как любые нормальные дети. Не то чтобы настоящие Джон и Филиппа были плохими детьми, вовсе нет. Но ведь у всех детей — не важно, джинн они или мундусяне — случаются приступы лени, беспечности, непослушания. И всем им иногда хочется... пошалить. Однако у Джона-2 и Филиппы-2 не было ни одного из этих естественных детских недостатков, и уже спустя два дня после их появления в доме семь на Восточной Семьдесят седьмой улице их необычное поведение привлекло внимание окружающих. Первой, кто заметил, что своенравные хозяйские дети превратились в сущих ангелов, была миссис Трамп, домработница семейства Гонт. Это же немыслимо, чтобы Филиппа взялась мыть кафель в ванной, а Джон отправился выносить мусор! Теперь-то понятно, какая добрая фея только что вытерла всю пыль и пропылесосила весь дом!