Джинн из консервной банки
Шрифт:
Величавым движением головы она указала на диван и, не выпуская из его руки своих пальчиков, грациозно (точь в точь как это делала на сцене Раневская) опустилась на подушки сама. Вальтер осторожно, будто Ольга сверхбьющийся предмет, присел рядом.
– Как ты, Оленька? – прошептал он.
Ей очень хотелось сразу спросить как Франция, как Париж, как Луи Жаррон наконец. Она только-только дописала новую картину и кручинилась, что из-за траура нельзя устроить выставку и, конечно же, опять пригласить знаменитость-Жаррона. Он на прошлом вернисаже обеспечил ей полный триумф. Лишь своим
Об этом она хотела говорить, но, вспомнив, что нельзя, искренне запечалилась:
– Ах, мне так тяжело…
Она шмыгнула носом и осторожно, одним ноготком, смахнула набежавшую слезу.
– Ольга, родная, – прошептал Вальтер, молчаливо сочувствуя.
– После смерти Жоржа все на мне, все на мне, – пожаловалась она. – Совершенно неожиданно я оказалась владелицей сумасшедшего состояния, – Ольга закатила глаза и, слегка жеманясь, поведала: – Просто не знаю, что со всем этим делать.
Она жалобно взглянула на Вальтера. Он сочувственно покачал головой.
– Представляешь, – вздохнула Ольга, – теперь вокруг меня с утра до вечера крутятся какие-то незнакомые люди, что-то просят, что-то предлагают… Ах, голова идет кругом. Я ничего в этом не понимаю. Вальтер, как хорошо, ты приехал, ты должен мне помочь.
– Я здесь именно за этим, – с достоинством произнес Вальтер и вновь поцеловал ее руку. – С сегодняшнего дня я к твоим услугам.
– Нужно проверить дела всех фирм. Оказывается, их много. И, по-моему, везде меня обманывают. Пользуются моей некомпетентностью.
– Завтра же этим займусь, – пообещал Вальтер.
Откинув назад голову, Ольга внимательным долгим взглядом посмотрела на него и, печалясь, спросила:
– Ты знаешь подробности гибели Жоржа?
Вальтер хотел ответить, но она не дала: закрыла ладонью его рот.
– Не отвечай, вижу, что знаешь. Это ужасно. Ужасно, – стыдливо потупилась Ольга и, тут же, вскинув голову и горячась, воскликнула: – Но я его не осуждаю и не держу на него зла. Я добилась, чтобы Жоржа достойно похоронили. Все было, как положено, и даже отпевали. Ведь ты знаешь, – по христианскому обычаю самоубийц… Ах, – вздохнула она, безнадежно махнув рукой, – деньги свое дело делают. Попы, как липку меня ободрали. Впрочем, вру, взяли немного. Добавь я столько же, и хоть черта отпели бы.
Она снова тяжело вздохнула и шмыгнула носом. Опять смахнула набежавшую слезу.
– Представляешь, Вальтер, даже церковь продажна, хотя, там тоже люди… Все хотят жить…
Ольга в который раз безнадежно махнула рукой. Вальтер с благодарностью заглянул ей в глаза и прочувствованно сказал:
– Дорогая, милая моя Оленька, я так благодарен тебе за все.
Она удивилась:
– За что?
– За все: за то, что благородно простила, за то, что не держишь зла, за то, что достойно похоронила бедного мальчика…
«Хорош „бедняжка“, – беззлобно подумала Ольга, – за малым не придушил меня».
– Ты же знаешь, наверное… – Вальтер смутился, замялся, сомневаясь, стоит ли говорить, и наконец сказал, но не то, что хотел. В последний момент передумал и сказал тоже правду, но другую:
– Я очень Георгия любил…
– Я знаю, – кивнула она, – все об этом знают.
Ольга случайно взглянула на чемодан и забеспокоилась:
– Что это я? Ты же только что приехал. Боже, как я сразу не сообразила?
– Да, прилетел и немедленно к тебе.
– Наверное устал с дороги? – заботливо всматриваясь в его лицо, спросила она.
– Есть немного.
– С минуты на минуту придет Марина… Ты же знаешь: она тебя обожает. По случаю появления своего Вальтера обязательно устроит настоящее пиршество, затем приготовит комнату для гостей, если она не готова. Я не в курсе, совсем не занимаюсь хозяйством. Надеюсь, ты остановишься у нас?
Она посмотрела на него долгим испытующим взглядом и, слегка наклонив голову, (знала, что так особенно хороша, это ее поза) умоляюще прошептала:
– Вальтер…
Он старомодно поклонился:
– Был бы рад.
Ольга на миг оживилась, хлопнула в ладоши и воскликнула:
– Значит решено, ты остаешься.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарил он.
Чтобы скрасить ожидание Марины, Ольга завела светскую беседу. Говорили понемногу обо всем и ни о чем конкретном. Впрочем, Ольга постоянно сбивалась на Францию. Разговаривая, она с интересом рассматривала Вальтера.
«Как он красив, – думала Ольга. – Да, Георгий его точная копия, но только еще не обретшая достаточного шарма. Зато у Вальтера этого шарма хоть отбавляй. Какой уверенностью дышит его лицо. Как оно благородно. Сразу видно, настоящий мужчина. Да, такой не подведет, не предаст, даже не обманет. В этом смысле Георгий пошел не в него. Верно в свою хитрую и подлую мать. Видимо, еще та была сучка».
Вальтер в свою очередь тоже рассматривал Ольгу и тоже был восхищен.
«Мой Гоша любил эту великолепную женщину», – с грустью думал.
Вальтер не знал, как собирался его Георгий с этой великолепной женщиной поступить. Он не знал какую участь Ольге уготовил его сын. Он не мог этого знать. Ольга нашла способ убедить работников милиции, они согласились не афишировать этот маленький штрих ее «взаимоотношений» с супругом.
«На покойнике и так достаточно преступлений, стоит ли давать почву для разговоров о живых?» – рыдая, вопрошала прекрасная (это правда) и богатая (это истина – правда в квадрате) вдова.
Ольга знала чем подкрепить свои доводы. Шуршащее подкрепление милиция одобрила, а потому не долго колебалась, очень быстро решила, что конечно же не стоит, не стоит старое ворошить. Содержание записанной на пленке беседы не было предано огласке.
Вальтер ничего об этом не знал. Он смотрел на Ольгу и думал: «Что привлекло Георгия в этой женщине? Она красива, это бесспорно, ослепительно красива. Красива и элегантна. Даже сейчас в этом домашнем бесформенном халатике-распашонке она выглядит изысканной дамой. Об этом говорит все: манеры, осанка, жесты, движение головы. Трудно не залюбоваться такой женщиной, но разница в возрасте… Она же всего на несколько лет младше меня и по возрасту легко могла бы быть его матерью. Впрочем, Георгий молод, влюбчив, а она еще свежа, опытна и неотразима, чего ж тут гадать?»