Джинн в плену Эхнатона
Шрифт:
И вот они внутри чужих тел! Взглянув на стоящих рядом незнакомых мужчин, Филиппа — незнакомым голосом — неуверенно окликнула:
— Нимрод?
Один из полицейских ободряюще кивнул.
— Так странно быть мужчиной, — сказала Филиппа.
— Конечно, — сказал Нимрод, оказавшийся в теле сержанта полиции. — Только больше так не говори, ладно? А то услышит кто-нибудь из сослуживцев, и твой полицейский станет предметом шуток. И говорим по-арабски, Филиппа. Только по-арабски.
— А мы сможем? — удивился полицейский Джон.
— Разумеется, — ответил полицейский-Нимрод. — Вы же египтяне.
— Да… могу и по-арабски, — сказал Джон. — И вообще, у меня в голове столько всего… не самого приятного…
— Пошли, — сказал полицейский-Нимрод, отбросив окурок. — Нам сюда.
Рядовые полицейские проследовали за сержантом через заднюю дверь во внутренний двор и поднялись по скрипучей деревянной лестнице в жилую часть дома. Бакшиш сидел на краешке железной кровати в своей комнате совсем один и тихонько плакал. Сержант сел перед ним на корточки, взял его за обе руки и заглянул в глаза:
— Послушай меня, Бакшиш. Я скажу тебе сейчас кое-что странное, но ты не бойся. Твой отец — очень хороший человек И он был моим большим другом.
— Вашим другом? — Мальчик нахмурился. Похоже, он силился вспомнить, говорил ли ему отец, что у него есть друг-полицейский.
— Я знаю, что отец рассказывал тебе про джинн, про все, что они умеют. Поэтому ты не испугаешься, если я скажу тебе, что я — Нимрод. Просто сейчас мне пришлось на время стать полицейским.
Мальчик буквально окаменел от ужаса. Зрачки его расширились, и близнецам показалось, что он сейчас завопит истошным голосом и выбежит из комнаты. Но Нимрод продолжал держать его за руки и говорить, говорить, как гипнотизер… В конце концов Бакшиш и вправду немного успокоился.
— Нимрод, ты умер? — спросил он. — Ты поэтому пришел в чужом теле?
— Нет, я не умер, — ответил сержант. — Я пришел в чужом теле, потому что тот, кто убил твоего отца, возможно, продолжает следить за магазином.
Мальчик снова разрыдался.
— Ты помнишь девочку и мальчика, которые приходили сюда вчера вечером? — спросил сержант. — Это мои племянники, они искали меня. Помнишь?
— Помню, — ответил Бакшиш, вытирая глаза рукавом.
— Они тоже джинн. И они сейчас здесь, с нами. Тоже в виде полицейских. Филиппа, подойди, поговори с Бакшишем. Но только не мужским, а своим собственным голосом.
Филиппа тоже присела на корточки перед кроватью и попыталась придать небритому мужскому лицу, которое она ощущала на себе, точно маску, ласковое, сочувственное выражение. К счастью, способность разговаривать девичьим голосом она не утратила.
— Бакшиш, — мягко сказала она. — Мне очень жаль твоего папу…
— Я рад, что с твоим дядей все в порядке, — сказал мальчик в ответ. — Мой отец… он не хотел, никогда не хотел ему зла.
— Я знаю. — Филиппа провела рукой по волосам Бакшиша.
— Это все Иблис. Он его заставил. Наслал змею она меня укусила, и, пока я лежал при смерти отцу приходилось исполнять его приказы. Только когда Нимрода поймали, Иблис велел Палису, своему слуге, высосать из ранки яд.
— Палис-пятколиз? — переспросил сержант. — И он здесь?
— Он очень злой джинн, — отозвался Бакшиш, глядя на свою забинтованную ногу.
Сержант посмотрел на озадаченную Филиппу и объяснил:
— Палис лижет человеку ступню, покуда не доберется до сосудов. Может всю кровь высосать… Точнее, он не лижет, а трет ее языком. Язык у него шершавый, как у бизона, прямо — наждачная бумага. Раз лизнет, два лизнет — и кожи как не бывало. А потом пьет кровь. — Он снова повернулся к Бакшишу. — Тебе повезло, что он всю кровь не выпил. Обычно его не остановишь.
— Не так уж мне и повезло, — вздохнул Бакшиш.
— Да. Понимаю. — Нимрод помолчал. — Ты видел Иблиса?
— Нет. Только голос его слышал. Ласково так говорит, вкрадчиво, как будто добрый… Но на свет ни разу не выходил. Словно боялся, что я его увижу. Всегда в тени держался. И так мягко-мягко разговаривает, шепотком. Прямо как змея, которая при нем состоит. Полосатая египетская кобра. Здоровенная — я крупнее никогда не видел.
— Расскажи, что все-таки случилось с твоим отцом, — попросил Нимрод, но мальчик умолк. Тогда Нимрод добавил: — Если ты хочешь, чтобы я за него отомстил, расскажи все подробно.
Бакшиш кивнул и, всхлипнув, набрал побольше воздуха.
— Сначала умер скорпион, — сказал он. — В бамбуковой клетке. Иблис сказал, что это близнец того скорпиона, которого он посадил тебя сторожить. Второго скорпиона он оставил здесь, у отца. Когда скорпион умер, отец побледнел и весь затрясся, потому что понял, что ты освободился, а значит, Иблис вернется, чтобы не дать отцу рассказать тебе правду. Отец понял, что не успеет убежать. Он сказал, что Иблис быстрее ветра. Он успел только спрятать меня во дворе, в древнем саркофаге, чтобы его змея не укусила меня снова. Поэтому она укусила только папу…
— А ты слышал что-нибудь про пропавших джинн Эхнатона? — спросил Нимрод. — Они у ифритцев?
— Нет. Точно нет. — Мальчик просиял. — Они задавали отцу столько вопросов. Значит, они их еще не нашли.
— А где эти джинн? — спросила Филиппа. — Ты не знаешь?
Мальчик покачал головой.
— В чем они содержатся? — спросил Нимрод. — В каком сосуде?
— Я не знаю.
— Что с тобой теперь будет, Бакшиш? — спросила Филиппа. — С кем ты будешь жить? Мы можем тебе чем-то помочь?
— У меня есть тетя в Александрии и дядя в Гелиополисе. Наверно, меня отдадут кому-то из них…
— Помни, что в Англии у тебя тоже есть дядя, — ласково сказал Нимрод. — Когда вырастешь, закончишь школу, приезжай. Я помогу тебе выбрать такое дело в жизни, которое окажется тебе по душе. Адрес я пришлю. Договорились?
— Да, сэр. Спасибо.
Услышав на лестнице голоса, Нимрод поднялся.
— Боюсь, нам пора. Удачи тебе, мой мальчик. До свиданья… Джон! Филиппа! За мной!
Филиппа встала и направилась было к двери.