Джинн в плену Эхнатона
Шрифт:
— Одна? — озираясь, спросила Филиппа. Впереди лежал длинный сумрачный коридор. Ей было так страшно, что она то и дело повторяла про себя слово-фокус, иначе она бы и шагу ступить не смогла. — Нет уж, спасибо. С тобой пойду.
Чтобы собраться с духом, она уткнулась носом в стену — в прохладную сыроватую штукатурку.
— Фил, не бойся. — Джон ободряюще сжал ее руку. — Нам обязательно надо посмотреть, что и как. А то Нимрод расстроится.
Филиппа всхлипнула:
— Он расстроится куда больше, если на нас
Ее слова прервал новый стон. Низкий, совершенно нечеловеческий, он мог бы исходить из вскрытой гробницы или саркофага, но явственно шел из комнаты, видневшейся в конце коридора. Приблизившись, они различили не только стоны, но и хриплое, с присвистом, дыхание, словно дикий зверь или человек, находившийся в комнате, испытывал страшную боль или неимоверный ужас.
Звуки были громкие, но Филиппе все равно казалось, что ее сердце стучит гораздо громче. Объятая страхом, она совершенно не понимала, откуда у брата столько храбрости, и на деревянных ногах поплелась за ним дальше по коридору… Наконец Джон вошел в комнату и скрылся из виду. Наступила долгая тишина.
— Все нормально, Филиппа, — заговорил он наконец. — Бояться нечего.
Заглянув в комнату, Филиппа увидела полуголого мальчика примерно их возраста. Весь в поту, он метался на большой железной кровати, что-то бормоча в беспамятстве. Он был ужасно бледный, с синеватыми губами и ступнями, а на пятке у него виднелись две темно-красные отметины, словно его дважды укололи очень острой иглой.
Джон присмотрелся:
— Я, конечно, в этом ничего не понимаю, но мне сдается, что его кто-то укусил. Может, летучая мышь-вампир?
— Они в Южной Америке водятся, а не в Египте, — возразила Филиппа.
— Тогда змея. Вроде той, что чуть-чуть не тяпнула меня в аэропорту. — Джон даже поперхнулся, вспоминая, какой ужасной участи он чудом избежал.
— Ты думаешь, мистер Хуссаут знает, что с ним?
— Наверняка. — Джон ткнул пальцем в фотографию на прикроватной тумбочке. Этот мальчик вместе с Хусейном Хуссаутом стоял возле «лендровера». Вид у обоих был вполне счастливый, и если на основании фотографии можно делать выводы, здесь напрашивался один: Хусейн не из тех, кто позабудет о своем ребенке. — Это, наверно, и есть Бакшиш.
— Но он сказал, что Бакшиш ушел в школу, — сказала Филиппа и, присев на край кровати, потрогала лоб мальчика. — У него температура. По-моему, его надо везти в больницу.
Почувствовав прикосновение, больной очнулся и приоткрыл глаза.
— Не надо в больницу, — прошептал он, — пожалуйста, не надо.
— Почему? — спросила Филиппа.
— Вам надо идти, — прохрипел мальчик. — Тут очень опасно.
Филиппа резко встала:
— Может, он заразный? А, Джон?
Ответа не было. Девочка оглянулась. Джон стоял у окна, возле раскрытой коробки.
— Гляди-ка, — тихонько сказал он.
В коробке лежал труп собаки.
— Может, позвать Нимрода? — предложила Филиппа.
— Нимрода? — заволновался Бакшиш. — Нет, ему сюда нельзя. Нимрод в большой опасности. Скажите ему, чтобы уходил.
— Но кто ему угрожает? — спросил Джон. — Ифритцы?
— Пусть уходит, пока не поздно, — повторил Бакшиш и потерял сознание.
— Пойдем, — позвала Филиппа брата. — Пойдем отсюда скорее.
Они спустились по лестнице, пересекли двор и снова очутились в магазине, где все еще беседовали Нимрод с Хусейном.
— Не то чтобы я не хотел тебе помочь, — говорил Хуссаут. — Я хочу, очень хочу. Ты думаешь, я вступил в сделку с ифритцами? Да они мне — тьфу! — Он сердито сплюнул. — Но, друг мой, посмотрим правде в глаза. В наше время продается всё и все. Я же деловой человек. И не имею твоих сверхъестественных талантов. Твоих безграничных возможностей. Мне надо зарабатывать на жизнь. — Он широко улыбнулся. — Ты же понимаешь, верно, Нимрод? Тут нет личных предпочтений. Это бизнес.
— Сколько? — прервал его Нимрод.
— Дело не в деньгах. Да и какие счеты между старыми друзьями? Уж никак не денежные. Деньги я могу получить с кого угодно. От тебя мне нужно другое.
— Что же?
— Ты ведь джинн. Три желания, чего ж еще?
— Это тебе и ифритцы обеспечат.
— Но можно ли доверять их слову? Вдруг они сначала пообещают выполнить три желания, а потом, получив от меня все, что требуется, вернутся и превратят меня в блоху какую-нибудь… Просто так, из вредности. Такая уж у них натура. А о тебе говорят только хорошее. Ты всегда держишь слово, и я тебе доверяю. А ифритцы… даже если они сдержат слово, настоящей благодарности от них не дождешься.
Нимрод задумался:
— Значит, три желания? Только и всего?
— Три желания.
— «Багдадские законы» читал? Сначала изложи весь список желаний.
— Изложу, если ты согласен.
— Пока не знаю.
Хусейн Хуссаут повертел четки на волосатом запястье и усмехнулся.
— Да ладно тебе, Нимрод. Сам ведь знаешь, что согласишься. Тебе же это ничего не стоит. Подумаешь, жизнь укоротится на пару-тройку дней… — Хусейн пожал плечами. — У тебя и так жизнь не коротенькая, так что можешь себе позволить.
Нимрод бросил встревоженный взгляд на близнецов. Покусал ногти.
— Ну и каковы твои желания? — спросил он.
— Все честь по чести, в соответствии с «Багдадскими законами». Никаких преступлений на твоей совести не будет. Обычные дела: куча денег, любовь женщин, да и здоровье поправить не мешает. — Хусейн нарочито закашлялся — Кашель вот мерзкий привязался. Курю, наверно, многовато. Честно сказать, пара новых легких мне бы очень не помешала. Так как? Что скажешь? По рукам?