Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 11
Шрифт:
Я ушел, дав Пролу полкроны. Уходя, я слышал, как он заговорил с какой-то дамой. «Попали в переделку, мэм! Желаете взглянуть?»
Позавтракав, я поехал в Муэ. Старый дом совсем не изменился; только на яблонях не было яблок, и листья на них начинали желтеть и опадать. В саду мимо меня прошмыгнул один из котов Пейшнс, все еще с бантом на шее, он охотился за какой-то пташкой. Джон Форд показал мне все свои последние усовершенствования, но ни разу ни словом, ни жестом не намекнул на прошлое. Без особого интереса он осведомился о Дэне, который теперь опять живет в Новой Зеландии; его щетинистая
Мне удалось несколько минут побыть с Хопгудами. Мы говорили о Пейшнс, сидя в кухне под полкой с посудой, где застоялся запах дыма, копченой свинины и времени, а запахи, как известно, особенно остро будят воспоминания. Волосы доброй женщины, так мило спадающие двумя прядями на лоб из-под чепца, еще сильнее тронула седина; и на лице чуть прибавилось морщин. На глаза ее все еще навертываются слезы, когда она заговаривает о своей «овечке».
О Зэхери я не узнал ничего, но она рассказала мне про смерть старого Пирса.
— Так его там и нашли, на солнце… можно сказать, уже мертвым. Да вот Хэ-эпгуд вам все расскажет.
И Хопгуд, перекидывая, как всегда, во рту свою трубку, что-то пробормотал с застывшей улыбкой.
Когда я уезжал, он пошел проводить меня до ворот.
— Все мы смертны, сэр, — сказал он, упираясь своим огромным плечом в оглоблю. — Мистер Форд держится молодцом! Старики смерти никогда не ждут… Да! Ужасно все получилось; с тех пор моя старуха никак не придет в себя. Вот вам и все новости, только нечего слишком много думать об этом.
Я свернул с дороги, чтобы пройти мимо кладбища. Там росли цветы, хризантемы и астры, они ничуть не увяли; над ними возвышался белый памятник, уже с надписью:
«ПЕШЬЕНС»
ЖЕНА ЗЭХЕРИ ПИРСА
«Бог дал, бог и взял»
Рядом, как и прежде, паслись рыжие коровы; в небе теснились большие белые облака, две-три пичужки высвистывали чуть печально, в воздухе стоял запах опавших листьев…
СПАСЕНИЕ ФОРСАЙТА
I
Суизин Форсайт лежал в постели. Углы его рта под седыми усами были опущены до самого двойного подбородка. Тяжело дыша, он сказал:
— Доктор говорит, что я серьезно болен, Джемс.
Джемс, его брат-близнец, приложил к уху ладонь.
— Не слышу. Говорят, мне надо лечиться. Вечно надо лечиться от чего-нибудь. Эмили тоже лечилась…
Суизин сказал:
— Как ты бормочешь, Джемс, ничего не разобрать. Вот моего лакея, Адольфа, я хорошо слышу. Я его выучил… А тебе надо обзавестись слуховым рожком. Ты совсем расклеился, Джемс.
Они помолчали. Потом Джемс Форсайт, вдруг оживившись, сказал:
— Ты, наверно, уже написал завещание и оставил все деньги семье, ведь больше тебе их завещать некому. А то вот третьего дня умер Денсон и завещал все свои деньги на больницу.
Седые усы Суизина ощетинились.
— Этот дурак доктор тоже говорил, чтобы я составил завещание, — сказал он. — Терпеть не могу, когда ко мне лезут с советами насчет завещания. Ем я хорошо: вчера вечером я съел куропатку; и с каждым днем аппетит у меня улучшается. Доктор сказал, что мне нельзя пить шампанское! А я плотно завтракаю. Мне еще нет и восьмидесяти. И тебе ведь столько же лет, Джемс. А ты выглядишь неважно. Джемс Форсайт сказал:
— Тебе нужно посоветоваться с другим доктором. Пригласи Бланка, лучше него не найти врача. Я приглашал его к Эмили. Мне это обошлось в двести гиней. Он отправил ее в Хомбэрг — лучшего места тоже не найти. Туда сам принц ездит — все туда ездят.
Суизин Форсайт сказал:
— Я совсем не бываю на воздухе и очень плохо сплю. А ведь я купил новую коляску за большие деньги. Ты болел когда-нибудь бронхитом? Говорят, что шампанское вредно, а мне кажется, — нет целебнее лекарства.
Джемс Форсайт встал.
— Тебе все-таки следует пригласить другого доктора. Эмили просила передать тебе привет. Она хотела навестить тебя, но ей пришлось уехать в «Ниагару». Сейчас все туда ездят — это в моде. Рэчел ездит туда каждое утро, а это уже слишком, боюсь, как бы не слегла. Там сегодня маскарад, и герцог будет раздавать призы.
Суизин Форсайт сказал сердито:
— У меня отвратительно готовят, никак не могу их выучить. А вот в клубе подают отличный шпинат.
Было видно, как у Суизина дрожат под одеялом ноги.
— Ты, наверное, неплохо заработал на картинах Тинторетто? Да и земельная рента дает немало. У тебя сейчас столько денег, что ты, пожалуй, не знаешь, куда их девать, — сказал Джемс Форсайт, причмокивая мокрыми губами.
Суизин Форсайт бросил на него уничтожающий взгляд.
— Деньги! — проворчал он. — Один доктор во сколько обходится.
Джемс Форсайт протянул ему холодную влажную руку.
— До свидания! Ты все же пригласи другого врача. Не могу так долго держать лошадей на улице — у меня новая пара, стоила мне три сотни. Береги себя. Я поговорю с Бланком. Тебе надо его пригласить — все говорят, что лучше нет врача. До свидания.
Пристально глядя в потолок, Суизин Форсайт подумал: «Бедный Джемс! Ну и скряга же он! А у самого, наверно, не меньше двухсот тысяч!»
Он задремал, раздумывая о жизни…
Он был болен и одинок. Много лет он был одинок, а последние два года к тому же еще и болен; но он хотел прожить жизнь так же, как он выкурил свою первую сигару, — стойко, до самого конца. Каждый день его возили в клуб. Он торжественно восседал на пружинном сиденье своего экипажа, сложив руки на коленях, слегка наклонившись вперед и чуть-чуть покачиваясь. Пряча складки подбородка под воротничком, опираясь на трость и стараясь держаться прямо, он поднимался по ступеням в мраморную залу. Потом он обедал, сидя перед ведерком со льдом, в котором стояла бутылка шампанского; обедал величественно, смакуя еду, завесив грудь салфеткой и косясь на лакея. Изредка он оглядывался по сторонам, но ни разу не позволил себе опустить голову или сгорбить спину.