Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 14
Шрифт:
Саймон Харнесс, представитель профсоюза
Члены забастовочного комитета:
Дэвид Робертc
Джеймс Грин
Джон Балджин
Генри Томас
Джордж Раус
Рабочие завода:
Генри
Льюис
Яго
Эванс
Кузнец
Дэвис
Рыжий парень
Браун
Фрост, камердинер Джона Энтони
Энид Андервуд, жена Фрэнсиса Андервуда, дочь Джона Энтони
Анни Робертc, жена Дэвида Робертса
Mэдж Томас, дочь Генри Томаса
Миссис Раус, мать Джона и Генри Раусов
Миссис Балджин, жена Джона Балджина
Миссис Йоу, жена рабочего
Горничная у Андервудов
Ян, мальчишка лет десяти, брат Мэдж
Толпа рабочих
Действие первое — столовая в доме управляющего.
Действие второе.
Сцена 1 — кухня в домике Робертса неподалеку от завода.
Сцена 2 — пустырь за заводом.
Действие третье — гостиная в доме управляющего.
Изображаемые события происходят седьмого февраля между двенадцатью часами дня и шестью часами вечера на листопрокатном заводе «Тренарта», расположенном на границе Англии и Уэльса. На заводе всю зиму бастуют рабочие.
Полдень. Столовая в доме Андервуда. Жарко пылает камин. По одну сторону от камина — двойные двери, ведущие в гостиную, по другую — дверь в холл. Посредине комнаты стоит длинный обеденный стол без скатерти — за ним заседает правление. Во главе стола в председательском кресле восседает Джон Энтони, крупный, чистовыбритый румяный старик с густыми седыми волосами и густыми темными бровями. Движения его неторопливы и словно бы неуверенны, но в глазах — живой огонек. На столе подле него поставлен стакан с водой. Справа от Энтони — его сын Эдгар, серьезный молодой человек лет тридцати, читает газету. За ним, склонившись над бумагами, сидит Уэнклин, — у него
Уайлдер. Так и пышет! Нельзя ли поставить экран, Тенч?
Скэнтлбери. Да, было бы неплохо.
Тенч. Сию минуту, мистер Уайлдер (глядя на Андервуда). То есть… может быть, управляющий… может быть, мистер Андервуд…
Скэнтлбери. Уж эти ваши камины, Андервуд…
Андервуд (оторвавшись от бумаг). Что, экран? Разумеется! Прошу прощения (идет к двери, улыбаясь едва заметно). Сейчас у нас тут редко кто жалуется, что ему чересчур тепло.
Он говорит медленно, иронически, так, будто у него между зубами зажата трубка.
Уайлдер (обиженным тоном). Вы говорите о рабочих?
Андервуд выходит.
Скэнтлбери. Бедняги!
Уайлдер. Сами виноваты, Скэнтлбери.
Эдгар (показывая на газету). «Тренарта ньюз» пишет, что рабочие буквально бедствуют.
Уайлдер. И вы читаете этот листок? Отдайте его Уэнклину. Под стать его радикальным взглядам. Нас, конечно, называют хищниками? Стрелять таких редакторов надо!
Эдгар (читает). «Если бы высокочтимые джентльмены, которые управляют листопрокатным заводом «Тренарта», не выходя из своих лондонских кабинетов, соблаговолили прибыть сюда и посмотреть, в каких условиях приходится жить рабочим, во время забастовки…»
Уайлдер. Но мы же здесь!
Эдгар (продолжая). «…трудно поверить, чтобы даже их каменные сердца не дрогнули от сострадания».
Уэнклин берет газету.
Уайлдер. Негодяй! Я помню этого типа, когда у него гроша за душой не было. А как он карьеру сделал? Обливал грязью всякого, кто с ним не соглашался.
Энтони бормочет что-то неразборчивое.
Уайлдер. Что говорит ваш отец?
Эдгар. Он сказал: «Уж кому бы говорить…»
Уайлдер, хмыкнув, усаживается рядом со Скэнтлбери.
Скэнтлбери (отдуваясь). Если не принесут экран, я сварюсь.
Входят Андервуд и Энид с экраном, ставят его перед камином. Энид — двадцать восемь лет, она высокого роста, у нес маленькая голова и решительные черты лица.
Энид. Поставь поближе, Фрэнк. Так хорошо, мистер Уайлдер? Это самый высокий, какой у нас есть.
Уайлдер. Премного благодарен.
Скэнтлбери (обернувшись к Энид, со вздохом облегчения). Merci, madam.
Энид. Папа, вам больше ничего не нужно? (Энтони качает головой.) А тебе, Эдгар?