Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 4
Шрифт:
— Не думал же я, что он пойдет на подделку.
— Раз дошел до такого, на что угодно пойдет. Когда ты отказал ему, он, вероятно, все-таки приехал из Брайтона?
— Да; только меня не было дома.
— Ну конечно; и он стянул бланк. Что ж, если хочешь задержать его, подавай в суд. Получит три года.
— Это убьет его, — сказал Вэл, — на что он похож!
— Еще, может, наоборот — поправится. Он когда-нибудь сидел в тюрьме?
— Насколько мне известно — нет.
— Гм!
За этой глубокомысленной репликой последовало молчание.
— Не могу я подавать в суд, — заговорил вдруг Вэл, — старый товарищ! Конечно, господь уберег и все такое, а ведь не так трудно скатиться по этой дорожке.
Сомс уставился на него.
— Да, — сказал он, — тебе, полагаю, было бы нетрудно. Твой отец вечно попадал во всякие истории.
Вэл нахмурился. Ему сразу вспомнился вечер в «Пандемониуме», когда он, в компании с другим товарищем, видел своего отца пьяным.
— Но, так или иначе, — сказал он, — надо что-то сделать, чтобы это не повторилось. Не выгляди он таким дохлым, можно бы просто вздуть его.
Сомс покачал головой.
— Оскорбление действием, к тому же его, вероятно, уже нет в Англии.
— Нет, я по пути сюда справился в его клубе — он в городе.
— Ты его видел?
— Нет, я хотел сначала повидать вас.
Невольно польщенный. Сомс иронически заметил:
— Может быть, у него есть, как говорится, другое, лучшее «я»?
— Честное слово, дядя Сомс, это гениальная мысль!
Сомс покачал головой.
— Впрочем, по лицу этого не скажешь.
— Не знаю, — сказал Вэл, — он как-никак из хорошей семьи,
— Это сейчас ничего не значит. А кстати, пока я не забыл: помнишь ты этого молодого человека, Баттерфилда, в связи с элдерсоновским скандалом? Нет, конечно, не помнишь. Так вот, я хочу взять его из издательства, где он работает, и поставить под начало старого Грэдмена, чтобы он ознакомился с делами по управлению имуществом твоей матери и других членов нашей семьи. Старый Грэдмен тянет из последних, и этот человек сможет со временем сменить его — работа постоянная, и получать будет больше, чем теперь Я могу на него положиться, а это, по нашим временам, важно. Я хотел, чтобы ты знал об этом.
— Тоже гениальная мысль, дядя Сомс. Но вернемся к первой: вы могли бы повидать Стэйнфорда и выяснить это дело?
— Почему именно я должен этим заниматься?
— Ваш авторитет не сравнить с моим.
— Гм! Как посмотришь, всегда неприятные дела достаются мне. Но, пожалуй, и правда лучше мне с ним поговорить, чем тебе.
Вэл широко улыбнулся.
— Я вздохну свободнее, если вы за это возьметесь.
— А я нет, — сказал Сомс. — Надо полагать, кассир в банке не напутал?
— Кто спутает Стэйнфорда с другим?
— Никто, — сказал Сомс. — Итак, если ты не хочешь подавать в суд, предоставь это дело мне.
Вэл ушел, а он задумался. Вот он до сих пор держит в руках дела всей семьи; интересно, что они будут делать, когда его не станет. Этот Баттерфилд, может, и гениальная мысль, но как знать, — впрочем, он ему необычайно предан, глаза у него, как у собаки! Надо заняться этим теперь же, пока старый Грэдмен не свалился. И нужно подарить старому Грэдмену какую-нибудь серебряную вещь, именную, пока он еще в состоянии оценить ее; а то обычно такие подарки получают, когда умрут или успеют выжить из ума. И еще: Баттерфилд знаком с Майклом — а значит, внимательно отнесется к делам Флер. Но как же быть с этим проклятым Стэйнфордом? Как взяться за это дело? Лучше попробовать пригласить его сюда, чем идти к нему в клуб. Раз у него хватило наглости остаться в Англии после такого бессовестного поступка, значит хватит наглости прийти и сюда — посмотреть, нельзя ли еще что сорвать. И Сомс, кисло улыбаясь, пошел к телефону.
— Мистер Стэйнфорд в клубе? Попросите его зайти на Грин-стрит, к мистеру Форсайту.
Убедившись, что в комнате нет ни одной ценной безделушки, он уселся в столовой и вызвал Смизер.
— Я жду этого мистера Стэйнфорда, Смизер. Если я позвоню, пока он будет здесь, бегите на улицу и зовите полисмена. — И добавил, заметив выражение ее лица: — Может быть, ничего и не случится, но как знать.
— Опасности нет, мистер Сомс?
— Ну разумеется, Смизер. Просто я могу найти нужным, чтобы его арестовали.
— Вы думаете, он опять что-нибудь унесет, сэр?
Сомс улыбнулся и движением руки указал, что все прибрано.
— Скорее всего он и не придет, а если придет, проводите его сюда.
Когда Смизер вышла, он уселся против часов — голландской работы, и такие тяжелые, что унести их невозможно; их «откопал» в свое время Джемс, они звонили каждые четверть часа, а на циферблате были луна и звезды. Теперь, перед третьей встречей. Сомс уже не так бодрился; два раза этот тип сумел выпутаться и, поскольку Вэл не хочет обращаться в суд, выпутается, очевидно, и в третий. И все же было что-то притягательное в перспективе сразиться с этим «пропащим» и что-то в самом человеке, заставлявшее воспринимать его чуть ли не в романтическом плане. Словно в образе этого томного мошенника еще раз явились ему излюбленный лозунг времен его молодости «скрывать всякое чувство» и вся светскость, присущая дому на Парк-Лейн с легкой руки его матери Эмили. И, наверно, этот тип не явится!
— Мистер Стэйнфорд, сэр.
Когда Смизер, вся красная от волнения, удалилась.
Сомс не сразу нашелся, с чего начать; лицо у Стэйнфорда было как пергаментное, точно он вышел из могилы. Наконец Сомс сказал:
— Я хотел поговорить с вами об одном чеке. Кто-то подделал подпись моего племянника.
Брови поднялись, веки легли на глаза.
— Да. В суд Дарти не обратится.
Сомсу стало тошно.
— Вы так уверены, — сказал он, — а вот мой племянник еще не решил, как поступить.
— Мы вместе учились, мистер Форсайт.
— И вы на этом спекулируете? Есть, знаете ли, предел, мистер Стэйнфорд. А подделка была умелая для новичка.
В лице что-то дрогнуло; и Сомс извлек из кармана подделанный чек. Ну конечно, недостаточно защищен, даже не перечеркнут. Теперь на чеках Вэла придется ставить штамп; «Обращения не имеет; платите такому-то». Но как припугнуть этого типа?
— Я пригласил сюда агента сыскной полиции, — сказал он, — он войдет, как только я позвоню. Так продолжаться не может. Раз вы этого не понимаете… — И он сделал шаг к звонку.