Джонни Оклахома, или Магия массового поражения
Шрифт:
В том, что началась война, уже никто не сомневался. Не может гномий отряд безнаказанно безобразничать в королевстве, если армия не занята где-то ещё.
– Вот же блин… – Нахватавшийся норвайских выражений барон Мальборо хлопнул себя по лбу. – Войска сопровождают хлебные обозы!
– И что?
– Вы не понимаете, рикс! Армия Груманта раздёргана на мелкие отряды по одному десятку, в лучшем случае по двадцать человек, и практически небоеспособна. И если предположить, что действует не одна такая банда, то…
– То становится грустно, – закончил норваец. – Нам нужен пленный.
Лютеция.
Сэр Джеронимо обвёл собравшихся тяжёлым взглядом:
– Господа, почему до сих пор нет ни одного пленного? Бои идут второй день, а никто не удосужился задаться вопросом: что, собственно, происходит и откуда растут ноги у нынешних событий?
Да, собранная первым советником армия хоть и с большим трудом, но очистила от гномов улицы столицы и теперь занималась выкуриванием коротышек из домов и подвалов, где те заняли глухую оборону. Потери при этом превзошли все мыслимые пределы, и обозлённые латники не брали пленных. Впрочем, даже если бы и хотели взять… Их не было – попавшие в безвыходное положение бородачи предпочитали выпустить себе кишки по эльфийскому обычаю, но не попасться в руки людей живыми.
– Вот что находят почти у каждого гнома, сэр! – Ректор университета щеголял повязкой на голове, а левую руку держал на перекинутой через шею косынке. Правой же протягивал герцогу пузырёк из тёмного стекла с притёртой пробкой.
– Что в нём?
– Настойка хлебной ржавчины на крепком вине, сэр Джеронимо. При испытаниях на добровольцах выяснили, что она подавляет чувство самосохранения и даже внушает иллюзию бессмертия. И немного изменяет мировосприятие.
– Насколько немного?
– Любой человек начинает казаться чудовищем и порождением нечистого, убить коего является высшей доблестью и угодным Небесным Богам делом.
– Вот только ассасинов нам и не хватало, – скривился герцог. – Но пленного всё равно приведите!
Граф Форбарра, назначенный военным комендантом Лютеции взамен прежнего, пропавшего без вести, откликнулся первым:
– Сделаем! Мы на границе эльфийских шаманов живьём брали, а тут какие-то коротышки!
– Фердинанд, не стоит недооценивать противника, о котором не известно вообще ничего.
Так оно и было на самом деле. Подгорное королевство хоть и называется королевством, но не имеет чётко ограниченной территории, представляя собой объединение поселений. Причём эти поселения могли находиться где угодно, хоть на краю света, но подчинялись его величеству Беньямину Восьмому Блюмингу. И никто не знал его в лицо – коротышки отличались скрытностью, а на любые вопросы о личности короля и его месторасположении отговаривались незнанием.
К ним привыкли. К хорошему вообще привыкают быстро – лучшие наёмники, лучшие кузнецы и ювелиры, самые искусные портные и башмачники… И все они в одну ночь превратились в кровожадных упырей, с одинаковой охотой режущих глотки что взрослым, что детям, не делая между ними отличий.
– Будет известно, я обещаю! – Граф Форбарра недобро прищурился. – И очень скоро.
Уверенность коменданта имела под собой все основания – полторы тысячи человек среди творящегося в столице хаоса представляли внушительную силу своей дисциплиной и организацией, а разрозненные гномьи банды не имели общего командования. Победа над ними – вопрос времени. И пленные будут. И найдутся желающие их разговорить.
А армия постоянно пополняется – уцелевшие люди выбираются из подвалов и погребов, многие с оружием, и хотя необученную массу бросать в бой нельзя, для охраны и караульной службы сгодятся и такие бойцы. Мало только их… уцелевших.
Резиденция герцога Ланца превратилась в штаб армии – огрызающийся огнём бомбард городской дворец сэра Джеронимо оказался не только острой костью, вставшей поперёк жадной гномьей глотки, но и стал центром кристаллизации, вокруг которого собрались все способные держать оружие.
– Что с пожаром в королевском дворце, господа? – Осунувшийся и небритый первый советник не мог усидеть на месте и расхаживал за спинами собравшихся на совет министров. Троих из двенадцати – остальные или сгинули без вести в суматохе бунта, или погибли с мечом в руке на пороге собственного дома.
– Потушим, сэр, – ответил ректор университета. – Опытных магов сейчас не найти, а студентам нужно время, чтобы пригнать ливневую тучу.
– Сколько?
Ректор взглянул на большие напольные часы:
– Обещали к пяти часам пополудни.
– А если быстрее? Или ваши школяры только и умеют, что винище в тавернах хлестать?
Герцог несправедлив. Именно студенты удержали университет, не пропустив гномов даже за ограду. Дворяне, а к таковым причислялись все обучающиеся, доказали, что не зря таскают мечи, устроив коротышкам локальный конец света. Почти триста человек из восьмисот никогда больше не сядут за учебные столы, но бородатые отродья ещё долго будут с криком просыпаться по ночам и пугать свои выводки страшным словом «студиозус».
– Сделаем всё возможное и чуть-чуть больше, сэр Джеронимо. – Ректор вздохнул. – А потом примемся за невозможное.
Нетерпение герцога Ланца понятно – надежды на спасение короля нет, но нужны чёткие доказательства его гибели. Иначе не успеешь сам влезть на трон, как толпами попрут самозванцы с просьбами уступить место. Так случилось в соседней Трансильвании, где ихнее величество изволили пропасть под горной лавиной, и страну вот уже десять лет лихорадят междоусобные войны претендентов на престол, коих насчитывается ровно десять штук.
Сэр Джеронимо наконец-то успокоился. По крайней мере внешне:
– А кто мне скажет, почему гномы не только не разгромили посольство империи, но даже не нападали на него? У кого есть мысли, господа?
Глава 17
Так уж само собой получилось, что командование маленьким отрядом перешло к норвайскому риксу Вовану, как наиболее опытному в делах войны. Люций фон Бюлов в полководцы не рвался, а присоединившийся к путешественникам десяток латников не возражал против кандидатуры северного варвара. Те успели убедиться, что сэр Вован, вопреки привычкам всех без исключения норвайцев, вовсе не рассматривает бой как драку двух неорганизованных толп и вовсе не чурается правильного строя.