Джорджия и магнат
Шрифт:
— Должен сказать тебе, что Таня Харпер меня совершенно не волнует.
— Как же получилось, что ей не удалось окрутить тебя?
— Я закоренелый холостяк, — ответил он, сверкнув глазами.
— Это положение надо менять, Джеймс. Годы идут, а династию следует сохранить.
— Уж не хочешь ли ты предложить себя? — нагло спросил он.
Джорджия покачала головой.
— Вот уж чего я не хочу, так это всемогущего мужа. Я хочу холодной минеральной воды.
Он метнул на нее еще один завораживающий взгляд и улыбнулся.
— Уже лечу, мадам.
Глава третья
Джорджия проснулась в прекрасном
Джорджия повернулась на спину, наслаждаясь сознанием того, что она на Сансете и ей не нужно сломя голову мчаться на какую-нибудь назначенную на раннее время встречу. Фелисити и Мартин, два ее помощника, прекрасно справятся с делами. Она заслужила этот отдых, пусть всего пару недель. Понимая, что она такой же трудоголик, как и ее отец, она отдавала себе отчет в том, что все-таки не обладает его способностью жертвовать всем во имя достижения какой-то цели. Джорджия одновременно любила и ненавидела своего отца. К матери она тоже испытывала двоякое чувство — мать приводила ее в ярость и… в состояние беспомощности. Родители всегда жили вместе, но Джорджия считала, что матери давно уже пора собрать вещи и уехать. Собственная независимость далась ей немалой ценой. А мать оставалась узницей в золоченой клетке, драгоценностью, которую доставали при необходимости — когда хотели блеснуть ею на светских приемах, — а потом про нее опять забывали. И ведь верным мужем Досон Беннетт не был. Они обе с матерью знали о его многочисленных интрижках. Но о разводе он и слышать не хотел. Отец был женат на красивой, утонченной, богатой женщине, которую много лет назад подчинил своей воле. Единственно, на чем сумела настоять ее мать, так это на праве Джорджии любить и быть любимой своими дедушкой и бабушкой и дядей.
Впрочем, им пришлось по-настоящему сражаться за это право, так как Досон Беннетт на корню пресекал всякую попытку жены или дочери обратить внимание на кого-то еще, кроме его собственной персоны. Он был центром семейного мирка. Но Джорджия всегда любила своего дядю Роберта. Несколько раз Ди, однако, ставила под угрозу возможность Джорджии навещать их. Ди открыто выражала сомнение в правоте тех или иных высказываний и суждений Досона Беннетта, и это, конечно, тому не нравилось. Он называл Ди женщиной, которая «слишком много себе позволяет», и как следствие Джорджии иногда месяцами не позволялось ездить к дяде. В такие моменты Досон Беннетт не уставал нахваливать жену, которая «знала свое место» с первого дня замужества.
Еще в детстве, когда Джорджия только-только начала осознавать, как ее красивая мама страдает от своей ненужности, девочка пыталась всячески уговаривать мать научиться давать отпор отцу. Но та не следовала советам, а без устали твердила дочери: она вышла замуж на радость и на горе. Джорджия считала, что дух матери совершенно сломлен.
При воспоминании о родителях настроение Джорджии заметно испортилось — как всегда. Этого нельзя допускать в первый же день отдыха, подумала она. Мать сама выбрала себе путь в жизни. Дочь ни за что не повторит ее ошибку.
Джорджия встала с постели и решила перед завтраком сделать пробежку. Фигура у нее была великолепная, но только благодаря самодисциплине: диете и ежедневной гимнастике. И дядя Роберт не преувеличивал, когда рассказывал Линку Робартсу о ее спортивных достижениях. Еще девочкой она выигрывала все соревнования в бассейне и на беговой дорожке у себя в школе, а это была первоклассная школа для девочек, с усиленной физподготовкой. Подруги даже прозвали Джорджию Артемидой — по имени быстроногой богини.
Джорджия надела розовую майку, шорты и белые с розовым кроссовки, заплела волосы в косу и посмотрела на себя в зеркало. Она прекрасно выглядела и чувствовала себя готовой пробежать мили три. Линк Робартс сказал ей вчера на прощанье: «Я позвоню тебе утром». Но она не собиралась сидеть и ждать звонка. Хотя именно этого ей и хотелось. Ее страшно влекло к нему.
Джорджия бегала примерно час. Иногда ей навстречу попадались такие же бегуны, и она приветливо махала им рукой. Рядом сверкали голубое море и белоснежные коралловые отмели. Она подумала о том, что неплохо бы устроить пикник на Трайоне, необитаемом коралловом рифе, куда ее когда-то возили дядя Роберт и Ди. Джорджии тогда было лет десять, а дядя Роберт только что перебрался на Сансет. Трайон располагался с подветренной стороны Сансета, но добраться туда при спокойном море было достаточно легко. На Трайоне росло много разных деревьев, пальм, кактусов и травы, но не было пресной воды. В детстве для Джорджии Трайон был Островом сокровищ — во многом благодаря тому, что дядя Роберт и Ди всегда припрятывали там для нее какой-нибудь сюрприз, который она должна была разыскать. Обычно она приезжала на Сансет одна. Ее отец побывал здесь всего раз или два, причем только и делал, что за что-нибудь критиковал дядю Роберта и Ди, как будто они были его подчиненными. А матери стоило лишь высказать намерение поехать вместе с Джорджией, как Досон Беннетт тут же находил весомый предлог не пустить ее туда.
По пути в отель Джорджия свернула на пляж. Сняла кроссовки и босиком побежала к лагуне. Она сейчас бы с удовольствием зашла прямо в воду, но купальника на ней не было, так что пришлось удовольствоваться лишь обильным умыванием соленой водой. От интенсивной пробежки она вся вспотела, кровь энергично заструилась под нежной кожей, отчего та порозовела.
Холодная вода производила чудодейственный эффект; Джорджия плескала воду на лицо, шею. И лифчик, и майка скоро совершенно намокли. Если бы она была на Трайоне, окруженная только глупыми чайками и крачками, то сбросила бы с себя одежду и искупалась, а так с плаванием придется подождать. Быстрым движением Джорджия распустила волосы, и ветер мгновенно подхватил их и окутал ее лицо длинными шелковыми прядями.
— Дочь Нептуна! — раздался внезапно чей-то голос.
Она его сразу узнала. Ровный, уверенный, почти гипнотический голос.
Линк Робартс.
Джорджия обернулась, и сердце ее забилось сильней. Какой мужчина! Высокая, мощная фигура в темных клетчатых плавках как бы скользила по песку. Линк напоминал бронзовую скульптуру какого-нибудь героя — широкоплечий, узкобедрый, как атлет. При виде него у Джорджии засосало под ложечкой.
— Я хотел побегать вместе с тобой, — сказал он, приблизившись, — но потом решил не мешать тебе.
Она не могла двинуться под его сверкающим взглядом, а он внимательно осмотрел сначала ее лицо, потом грудь, четко проступившую под намокшей майкой. Взглядом он как бы прикасался к ней и ощущал, какое у нее гладкое и нежное тело.
— Мне почему-то кажется, что ты не угнался бы за мной, — отозвалась она. — А кстати, откуда ты знаешь, что я решила пробежаться?
— Я сам встал очень рано. Искупался, огляделся, и вдруг — ты! Бегаешь, как газель, по тропинке. А почему ты не надела купальник?