Джульетта
Шрифт:
– И вот я хочу спросить, - договорила я, спохватившись, что упустила самую важную часть, - не могли бы вы передать мне содержимое ее депозитной ячейки?
Достав ключ из кармана, я положила его на стол, но президенте Макони едва взглянул на него. Спустя секунду неловкого молчания он поднялся, подошел к окну и хмуро уставился на крыши Сиены, заложив руки за спину.
– Ваша мама, - сказал он, наконец, - была мудрой женщиной. Когда Господь забирает людей в рай, их мудрость он оставляет на земле. Души мудрых витают вокруг беззвучными совами, и глаза душ видят в темноте, непроницаемой для нас.
– Он
– В каком-то смысле сова - символ всей Сиены, а не только нашей контрады.
– Потому что все сиенцы мудрые?
– предположила я, не понимая, к чему он клонит.
– Потому что сова - наш древний предок. У греков она олицетворяла богиню Афину, деву-воительницу. Римляне звали ее Минервой. Во времена римского владычества в Сиене был храм, посвященный Минерве. В наших сердцах всегда горела любовь к Деве Марии, даже в глубокой древности, когда еще не родился Иисус. Для нас она всегда была здесь.
– Президенте Макони…
– Мисс Толомеи, - повернулся он, наконец, ко мне, - я пытаюсь понять, чего хотела бы от меня ваша мама. Вы просите отдать вам нечто, причинившее ей много горя. Пожелала бы она, чтобы я отдал это вам?
– Его губы тронула слабая улыбка.
– Впрочем, это решать не мне. Она оставила это здесь, не уничтожив, - значит, хотела, чтобы я передал это вам или кому-то другому. Вопрос в том, уверены ли вы, что хотите это получить?
В наступившем молчании четко слышался дробный звук капель, падавших в пластмассовое ведро в ясный солнечный день.
Вызвав хранителя второго ключа от банковского сейфа, похоронно-серьезного синьора Виргилио, президенте Макони повел меня по отдельной лестнице - винтовой спирали из древнего камня, явно ровеснице дома, - в самые глубокие недра банка. Так я впервые узнала, что под Сиеной есть особый мир - мир пещер и теней, резко контрастировавший с залитыми солнцем оживленными улицами.
– Добро пожаловать в Боттини, - сказал президенте Макони, когда мы шли по похожему на грот коридору.
– Это подземный акведук, построенный тысячу лет назад. Здесь сплошной известняк, поэтому даже с помощью существовавших тогда примитивных инструментов сиенские инженеры смогли создать разветвленную сеть туннелей, подведя пресную воду к общественным фонтанам и даже к подвалам нескольких частных домов. Сейчас акведук, разумеется, не используется.
– Но люди туда спускаются?
– спросила я, трогая шершавую стену из песчаника.
– Нет, конечно!
– Президенте Макони забавляла моя наивность.
– Это опасно. Легко заблудиться - никто не знает Боттини целиком. Существует великое множество историй о всяческих тайных проходах, но нам не нужно, чтобы по подземельям носились толпы искателей. Известняк - пористый камень, легко крошится, а наверху - вся Сиена.
Я отдернула руку.
– Но ведь стена укреплена?
Президенте Макони ответил как-то робко:
– Да, в общем, нет…
– Но здесь же банк! Такой риск!
– Однажды, - отозвался президенте, неодобрительно подняв бровь, - кто-то попытался вломиться. Один-единственный раз. Прорыли туннель. Это заняло у них несколько месяцев.
– И что с ними случилось?
Президенте Макони указал на камеру видеонаблюдения, установленную в углу потемнее.
– Самая современная система наблюдения. Когда включилась тревожная сирена, они сбежали через свой туннель, ничего не украв.
– А кто это был, выяснили?
Он пожал плечами:
– Какие-то гангстеры из Неаполя. Больше они сюда не совались.
Когда мы пришли к подвалу, где хранились ценные вклады, президенте Макони и синьор Виргилио одновременно провели картами-ключами по хитроумным замкам, и массивная дверь открылась.
– Видите?
– сказал президенте Макони, явно гордясь этим чудом техники.
– Даже президент банка не может открыть сейф в одиночку, ибо абсолютная власть приводит к полной коррупции.
Стены подвала от пола до потолка закрывали шкафы с депозитными ячейками. В основном ячейки были маленькими, но некоторые могли с успехом соперничать с камерой хранения в аэропорту. Ячейка моей матери оказалась по размеру средней; президенте Макони показал ее мне и помог вставить ключ, после чего они с синьором Виргилио тактично оставили меня одну. Несколько секунд спустя я услышала за дверью чирканье спичек и поняла, что мужчины решили воспользоваться возможностью покурить в коридоре.
После прочтения теткиного письма я успела придумать тысячи вариантов, каким окажется мамино сокровище, изо всех сил сдерживая необузданную фантазию, чтобы не слишком расстроиться в итоге. В самых смелых мечтах я видела великолепный золотой сундук, запертый и приятно тяжелый, как пиратские сокровища, закопанные на пустынных островах.
Моя мать оставила мне лишь старинную деревянную шкатулку с золотым орнаментом, и хотя она была не заперта (там вообще не было замка), ржавая защелка приросла намертво. Я слегка встряхнула ларчик, чтобы определить его содержимое. Размером с маленькую микроволновку, шкатулка оказалась неожиданно легкой, что сразу исключило возможность найти там золото и драгоценности. Впрочем, фортуна любит разнообразие форм и материй, и я отнюдь не собиралась презрительно морщиться при виде, скажем, денежных купюр с тремя нулями.
Прощаясь, президенте Макони настойчиво предлагал вызвать мне такси, но я отказалась: шкатулка отлично поместилась в один из моих бумажных пакетов, да гостиница «Чиусарелли» была совсем рядом.
– Я бы с этим по городу не расхаживал, - предупредил президенте.
– Ваша мама проявляла крайнюю осторожность.
– Да кто знает, что я здесь? Или что я несу ларец?
Макони пожал плечами:
– Салимбени.
Я вытаращила глаза, гадая, уж не шутит ли президенте.
– Только не говорите, что они не успокоились и требуют реванша!
Президенте Макони отвел глаза - ему явно было неудобно говорить на эту тему.
– Салимбени всегда останутся Салимбени.
Удаляясь от палаццо Толомеи, я повторяла эту фразу на все лады, стараясь уяснить, что она означает. В конце концов, я решила, что другого от Сиены нечего и ждать, судя по рассказам Евы-Марии об ожесточенном соперничестве между контрадами на Палио и не утихших до сих пор старинных распрях, пусть оружие и изменилось со времен Средневековья.
Занятая мыслями о полученном наследстве, вновь проходя мимо палаццо Салимбени, я демонстративно пошла уверенной походкой, чтобы Алессандро, выгляни он из окна, понял - власть в городе опять переменилась.