Джульетта
Шрифт:
– Разумеется.
– Юноша принял кружку и уселся на гроб, обогнув кисти с краской.
– Что, поднимем кружки за вашего друга Бога и игры, в которые он с нами играет?
– Уже поздно, - отозвался маэстро Амброджио, сдвинув палитру и присаживаясь на гроб рядом с Ромео.
– Вы, должно быть, устали, друг мой.
Словно зачарованный стоявшим перед ним портретом, Ромео долго не мог отвести глаз и взглянуть на художника. Когда он, наконец, заговорил, в его голосе зазвучала непривычная искренность, новая даже
– Я не очень устал, - сказал он, - раз не сплю. И еще никогда не ощущал себя настолько полно.
– В полусне это часто бывает. В такие минуты открывается внутреннее зрение.
– Но я не сплю и не хочу спать! Я вообще больше спать не лягу. Буду приходить каждую ночь и сидеть здесь вместо сна!
Улыбнувшись горячности Ромео, самой лучшей привилегии юности, маэстро Амброджио взглянул на свой шедевр:
– Значит, она вам нравится?
– Нравится?!
– чуть не поперхнулся Ромео.
– Да я обожаю ее!
– И вы поклонялись бы такой святыне?
– Разве я не мужчина?… И как мужчина, я не могу не горевать при виде столь безвременно ушедшей красоты. Ах, если б смерть можно было убедить вернуть ее назад…
– И что тогда?
– Маэстро смог подобающе нахмуриться.
– Что бы вы сделали, будь этот ангел женщиной из плоти и крови?
Ромео набрал в грудь воздуха для ответа, но заговорил сбивчиво, словно нужные слова покинули его:
– Я… не знаю. Любил бы ее, конечно. Я знаю, как нужно любить женщину. Я уже многих любил!
– Тогда, возможно, оно и к лучшему, что она ненастоящая. Мне кажется, любовь к этой девице потребовала бы от вас напряжения всех сил. Ухаживая за такой, нужно входить через переднюю дверь, а не лазить по балконной решетке, как ночной вор.
– Увидев, что его собеседник со слегка запачканной охрой щекой промолчал, маэстро продолжал смелее: - Есть, знаете ли, распутство, а есть любовь. У них есть общие черты, но это совершенно разные вещи! Для первого достаточно медоточивых речей и смены платья; чтобы добиться второго, мужчине придется пожертвовать своим ребром. В ответ женщина искупит грех праматери Евы и приведет его обратно в потерянный рай.
– А как мужчине угадать, когда расставаться с ребром? У меня полно приятелей, у которых уже и ребер не осталось, а они и близко к краю не подошли!
При виде искренней обеспокоенности юноши маэстро Амброджио кивнул.
– Вы сами дали ответ, - сказал он.
– Мужчина знает. Мальчик - нет.
Ромео расхохотался.
– Восхищен вашей смелостью!
– сказал он, положив руку на плечо маэстро.
– А что такого замечательного в смелости?
– ответил художник, почувствовав, что его приняли за советчика.
– По-моему, эта добродетель погубила больше доблестных мужей, чем все пороки, вместе взятые.
И снова Ромео захохотал, словно он нечасто имел удовольствие сталкиваться
– Я часто слышу, как мужчины говорят, - продолжал Ромео, которому явно не хотелось оставлять тему, - что они на все готовы ради женщины. Но стоит ей о чем-то попросить, как они сразу поджимают хвост, как псы.
– А вы? Тоже поджимаете хвост?
Ромео сверкнул белым рядом здоровых зубов, удививших бы любого, кто был наслышан о его многочисленных стычках на кулачках.
– Нет, - ответил он улыбаясь.
– У меня отличное чутье на женщин, которые не попросят больше, чем я захочу дать. Но если такая женщина существует, - он кивнул на картину, - я с радостью вырву себе все ребра, лишь бы добиться ее. Я даже войду через переднюю дверь, как вы сказали, и попрошу ее руки, прежде чем прикоснусь к ней хоть пальцем. И не только это! Я сделаю ее своей женой, и буду ей верен, и никогда не взгляну на другую женщину. Клянусь! Уверен, она бы того стоила.
Возрадовавшись услышанному и очень желая верить, что его живопись способна перевернуть душу молодого шалопая и отвратить его от прежних проказ, маэстро кивнул, в целом довольный проведенной за ночь работой:
– Она этого стоит.
Ромео посмотрел на него вдруг сузившимися глазами:
– Вы говорите так, словно она жива?
Секунду маэстро Амброджио молчал, вглядываясь в лицо молодого человека, словно испытывая силу его решимости.
– Джульетта ей имя, - сказал он, наконец.
– Полагаю, вы, друг мой, своим прикосновением пробудили ее от смертного сна. Когда вы уехали в таверну, я увидел, как этот дивный ангел восстал из гроба…
Ромео вскочил с крышки, словно под ней вдруг развели огонь.
– Это дьявольское искушение! Не знаю, отчего дрожит моя рука - от блаженства или ужаса?
– Вас страшат людские козни?
– Людские - нет. Дьявольские - да, и очень!
– Тогда утешьтесь тем, что я вам скажу. Не Господь и не дьявол уложили ее в гроб, но монах Лоренцо, из опасений за ее жизнь.
Рот Ромео приоткрылся от удивления.
– Вы хотите сказать, она вообще не умирала?
Маэстро Амброджио не сдержал улыбки при виде довольно комичной мины юноши.
– Живехонька, как мы с вами.
Ромео схватился за голову:
– Вы насмехаетесь надо мной! Я не верю вам!
– Это как вам будет угодно, - вежливо сказал маэстро, поднимаясь и собирая кисти.
– А для уверенности откройте гроб.
Не столь обрадовавшись отсутствию в последнем доме его обитательницы, сколько разгневавшись, юноша взглянул на художника с подозрением:
– Где она?
– Этого я вам не скажу, а то получится, что я злоупотребил оказанным доверием.
– Но она жива?
Маэстро пожал плечами: