Джульетта
Шрифт:
– А вы так не живете?
– Я не греческая ваза [25] .
Я захохотала, но его лицо не дрогнуло. Явно желая, чтобы мы подружились, Ева-Мария все же органически была не способна выпустить инициативу из рук.
– Расскажи о своей тетушке!
– попросила она меня.
– Как тебе кажется, почему она так и не сказала, кто ты на самом деле?
Я смотрела на них обоих, понимая, что они много говорили обо мне - и разошлись во мнениях.
– Понятия не имею. Наверное, боялась, что… Или может, она… - Я потупилась.
– Ну, не знаю.
– В Сиене, - сказал Алессандро,
– Имена, фамилии, - вздохнула Ева-Мария.
– Чего я не понимаю, так это почему твоя тетка - Роуз, да?
– никогда не привозила вас в Сиену.
– Может, боялась, - ответила я, на этот раз резче, - что человек, убивший моих родителей, прикончит и меня.
Ева- Мария отпрянула в ужасе:
– Какое ужасное предположение!
– Ну ладно, еще раз с днем рождения.
– Я отпила вина.
– И спасибо за все.
– Я тяжелым взглядом впилась в Алессандро, заставив его посмотреть мне в глаза.
– Не беспокойтесь, я надолго не задержусь.
– Не сомневаюсь, - холодно ответил он.
– В наших краях для вас слишком мирно и пресно.
– Я люблю мир.
В темной зелени его глаз мне почудилось предупреждение, словно в глазах молодого человека на мгновение проглянула его душа. Зрелище, признаюсь, было пугающим.
– Просто бросается в глаза.
Решив не отвечать, я сжала зубы и уткнулась в тарелку с закуской. К сожалению, Ева-Мария не разобралась в тонких нюансах эмоций, заметив только мое разгоревшееся лицо.
– Сандро, - с флиртующей, как ей казалось, интонацией проворковала она.
– Почему ты еще не показал Джульетте город? Ей бы очень понравилось!
– Не сомневаюсь.
– Алессандро проткнул оливку вилкой, но есть не стал.
– К сожалению, у нас тут нет статуй Русалочек.
Теперь я точно знала, что он проверил мое дело и нашел все, что числилось по Джулии Джейкобе, рьяной участнице антивоенных выступлений, которая в свое время, не успев вернуться из Рима, полетела в Копенгаген протестовать против вмешательства Дании в военный конфликт в Ираке и допротестовалась до акта вандализма над андерсеновской Русалочкой. К сожалению, некому было объяснить Алессандро, что все это было ужасной ошибкой и Джулия Джейкобе полетела в Данию с единственной целью - доказать сестре, что ей не слабо.
Хлебнув коктейль из ярости и страха, от которого голова пошла кругом, я, как слепая, потянулась к хлебной корзинке, стараясь не выдать охватившей меня паники.
– Но у нас много других прелестных статуй!
– Ева-Мария перевела взгляд с меня на Алессандро, пытаясь понять, что происходит.
– И фонтанов! Обязательно отведи ее к Фонтебранда…
– Может, лучше на улицу Недовольных - виа де Мальконтенти?
– предложил Алессандро, перебив Еву-Марию.
– По ней уводили на виселицу преступников, а жители швыряли в них отбросы и мусор.
Я спокойно выдержала его холодный взгляд, чувствуя, что в прятки можно больше не играть.
– И всех вешали? Или были помилованные?
– Некоторым казнь заменяли изгнанием. Они покидали Сиену и никогда не возвращались. В обмен им оставляли жизнь.
– А, понятно, - желчно сказала я.
– Как, например, и в случае вашей семьи, Салимбени.
– Украдкой я посмотрела
– Или я ошибаюсь?
Алессандро ответил не сразу. Судя по тому, как заходили желваки у него на щеках, ему очень хотелось ответить мерой за меру, но в присутствии крестной мамы он этого сделать не мог.
– Семья Салимбени, - сказал он, наконец, напряженным голосом, - в 1419 году была лишена всех владений и выдворена за пределы Сиенской республики.
– Навсегда?
– Как видите, нет. Но изгнание продолжалось долгие годы.
– То, как он посмотрел на меня, дало понять, что мы снова говорим обо мне.
– Видимо, они это заслужили.
– А что, если бы они вернулись, несмотря на запрет?
– Для этого… - Для пущего эффекта он выдержал паузу, и я вдруг подумала, что его глаза ничуть не напоминают живую листву, но кажутся холодными и твердыми, как кусочек малахита, который в четвертом классе я показывала как редкое сокровище, пока учитель не объяснил, что это минерал, который добывают при разработках меди, нанося большой ущерб окружающей среде.
– …им понадобилась бы чертовски веская причина.
– Довольно!
– Ева-Мария подняла бокал.
– Хватит об изгнании и распрях. Теперь мы друзья.
Минут десять мы вели вполне нормальную беседу, после чего Ева-Мария, извинившись, вышла освежиться, оставим нас с Алессандро на съедение друг другу. Взглянув на него, я увидела, что он разглядывает меня с ног до головы, и на кратчайший миг мне почти удалось себя убедить, что вся эта игра в кошки-мышки имела целью проверить, достаточно ли во мне живости и горячности, чтобы выбрать меня в подружки на неделю. Ну что ж, подумала я, что бы кот ни замышлял, его ждет неприятный сюрприз.
Я протянула руку за кусочком колбасы.
– Вы верите в искупление?
– Мне все равно, - сказал Алессандро, пихнув тарелку ко мне, - что вы делали в Риме или в других местах. Но Сиена - это мой город. Что вы здесь забыли?
– Это что, допрос?
– спросила я набитым ртом.
– Мне позвонить адвокату?
Он подался вперед, понизив голос:
– Да для меня вас посадить… - Он прищелкнул пальцами у меня перед носом.
– Вы, правда, этого хотите?
– Знаете, - сказала я, накладывая побольше еды себе на тарелку в надежде, что он не заметит, как у меня дрожат руки.
– Силовые методы со мной никогда не срабатывали. Может, с вашим семейством они творили чудеса, но, если вы забыли, мои предки никогда особо не пугались.
– О'кей.
– Он откинулся на спинку стула, меняя тактику.
– Тогда так: я оставлю вас в покое при одном условии - держитесь подальше от Евы-Марии.
– А почему вы при ней это не сказали?
– Она особенная женщина, и я не хочу, чтобы ей было больно.
Я отложила вилку.
– А я, значит, хочу? Вот как вы обо мне думаете?
– Хотите знать, что я о вас думаю?
– Алессандро оценивающе посмотрел на меня как на дорогой артефакт, выставленный на продажу.
– Я думаю, что вы красивы, умны… отличная актриса… - Видя мое замешательство, он нахмурился и продолжил более резким тоном: - И кто-то заплатил вам круглую сумму, чтобы вы приехали и притворились Джульеттой Толомеи…