Джульетта
Шрифт:
– Может, она засмотрелась на свадебную процессию?
– предположила Ева-Мария, показав на вереницу людей, следовавших за невестой на лошади.
– И вспомнила о собственной потерянной любви?
– Она смотрит на барабан, - указала я.
– Вернее, на тамбурин. А остальные танцовщицы выглядят… зловеще. Смотрите, как они окружили ее во время танца. Одна из них смотрит на ее живот… - Я быстро взглянула на Еву-Марию, но по ее лицу ничего нельзя было прочитать.
– Или у меня разыгралось воображение?
– Нет, - тихо сказала она.
–
Я прищурилась и убедилась, что Ева-Мария не ошиблась.
– А известно, кто она?
Ева- Мария пожала плечами:
– Официально - нет, не известно. Но между нами… - Она подалась ко мне и понизила голос: - Я думаю, она одна из твоих прабабок, Джульетта Толомеи.
Меня настолько шокировало произнесенное ею имя - мое имя - и моя же догадка, которую я высказала в телефонном разговоре Умберто, что я выпалила:
– Как вы узнали?… Что это моя прабабка, я имею в виду?
Ева- Мария чуть не рассмеялась:
– Но это же очевидно! Иначе, зачем твоей маме называть тебя в ее честь? Кроме того, она мне лично говорила, что вы ведете свой род напрямую от Джульетты и Джианноццы Толомеи.
От ее уверенности я пришла почти в ужас. В голове образовался информационный смерч.
– Я и не знала, что вы были знакомы с моей матерью, - тихо проговорила я, гадая, отчего она не сказала мне раньше.
– Один раз она приезжала с визитом с твоим отцом, еще до свадьбы.
– Ева-Мария помолчала.
– Она была очень молода, моложе, чем ты сейчас. На празднике была сотня гостей, но мы весь вечер толковали о маэстро Амброджио. Именно твои родители рассказали мне все, что я сейчас говорю. Они были очень эрудированны, много знали об истории наших кланов. Как жаль, что все так обернулось…
Минуту мы молчали. Ева-Мария смотрела на меня с кривой улыбкой, словно зная, что у меня на языке раскаленным железом горит вопрос, но я не могла заставить себя спросить: кем ей приходится преступный Лучано Салимбени и что ей известно о гибели моих родителей?
– Твой отец считал, - продолжала Ева-Мария, нарушив неловкое молчание, - что маэстро Амброджио зашифровал в этой фреске целую историю, трагедию, о которой нельзя было открыто говорить. Смотри, - указала она на фреску.
– Видишь маленькую птичью клетку на верхнем окне? Что, если я скажу тебе, что это здание - палаццо Салимбени, а человек, которого можно разглядеть внутри, - сам Салимбени, восседает на троне как король, и у его ног пресмыкаются люди, униженно умоляя ссудить их деньгами?
Почувствовав, что этот разговор причиняет боль Еве-Марии, я твердо решила не позволить прошлому разделить нас.
– Кажется, он у вас не в почете?
Она ответила с гримасой:
– О, это был великий человек. Но маэстро Амброджио его недолюбливал, разве ты не замечаешь?
– Я не ответила, а Ева-Мария посмотрела в окно: - Мне было двадцать два, когда я вышла за него. За Салимбени. Ему было шестьдесят четыре. По-твоему, это неравный союз?
– Она посмотрела мне в глаза, пытаясь прочесть мои мысли.
– Не обязательно, - ответила я.
– Вы же знаете, что моя мать, например…
– Ну, а я вышла, - оборвала меня Ева-Мария.
– Мне казалось, он очень стар и скоро умрет. Зато он был богат, и теперь у меня красивый дом. Ты обязательно должна приехать ко мне в гости в самое ближайшее время.
Озадаченная неожиданной откровенностью и последовавшим приглашением, я ответила только:
– Да, конечно, с удовольствием.
– Отлично!
– Она покровительственно положила руку мне на плечо.
– А теперь найди на фреске героя!
Я чуть не прыснула. Ева-Мария Салимбени была непревзойденным виртуозом в искусстве менять тему.
– Ну же, - нетерпеливо сказала она, как учительница перед классом ленивых детей.
– Где здесь герой? На фресках всегда есть герой, это закон жанра.
Я послушно принялась разглядывать фигуры.
– Кто угодно может быть им.
– Героиня в городе, - сказала Ева-Мария, ткнув пальцем в воздух.
– И очень печальна. Значит, герой должен быть?… Смотри! Слева изображена жизнь в пределах городской стены. Посередине Порта Романа, южные городские ворота, делят фреску на две части. А на правой стороне…
– О'кей, поняла, я уже вижу, - перебила я, оказываясь способной ученицей.
– Это парень на лошади, уезжающий из города.
Ева- Мария улыбнулась -не мне, а фреске.
– Красивый юноша, правда?
– Сногсшибательный. А почему на нем такая эльфийская шляпа?
– Он же охотник. Видишь, у него ловчий сокол, и он явно собирается его пустить, но что-то его удерживает. Другой мужчина, более смуглый, который идет пешком с ящиком с красками и кистями, что-то ему говорит, и наш молодой красавец наклоняется назад в седле, чтобы расслышать.
– Может, пеший человек хочет, чтобы он остался в городе?
– предположила я.
– Может. Но что случится, если он останется? Смотри, что маэстро Амброджио поместил прямо у него над головой, - виселицу! Малоприятная альтернатива, не правда ли?
– Ева-Мария улыбнулась.
– Как ты думаешь, кто он?
Я ответила не сразу. Если фреску написал тот самый маэстро Амброджио, чей дневник я сейчас читаю, и если несчастная девушка в тиаре, окруженная танцующими подругами, действительно моя прапрапра… Джульетта Толомеи, тогда человек на лошади может быть только Ромео Марескотти. Но у меня не было желания посвящать Еву-Марию в мои недавние открытия, равно как и говорить об источнике моих знаний. В конце концов, она Салимбени. Поэтому я лишь пожала плечами: