Джульетта
Шрифт:
Всю жизнь я бегала, поджав хвост в поисках шанса, которые Дженис не сможет перехватить или испортить, но где бы я ни закапывала мои сокровища, она всегда разнюхивала заначки и умела изгадить все так, что оставалось только выбросить. Если я берегла новые шелковые балетки для гала-концерта, то, открыв коробку, обнаруживала, что сестрица уже их надевала, оставив завязки запутанными, а однажды, когда я принесла домой коллаж фигуристов, над которым трудилась в школе несколько недель, сестрица тут же приклеила сверху картонного Биг-Берда из «Улицы Сезам».
Не важно, как
На верхней площадке башни Манджия все вспомнилось мне разом - все бесчисленные причины ненавидеть Дженис, словно кто-то запустил слайд-шоу плохих воспоминаний в моей голове, и меня впервые в жизни затрясло от бешенства.
– Сюрприз!
– сказала сестрица, уронив кожаный костюм и шлем и разводя руки, как актриса на поклоне.
– Какого черта ты здесь делаешь?
– прошипела я срывающимся голосом.
– Так это ты разъезжала за мной на этом дурацком мотоцикле? И письмо… - Я выхватила записку из сумочки, смяла в комок и швырнула в нее.
– За идиотку меня принимаешь?
Дженис с ухмылкой упивалась моей яростью.
– Но ты же приперлась на эту башню! Ой!
– Она скорчила гримасу фальшивого сочувствия, которую усвоила с пяти лет.
– Я угадала? Ты правда думала, что я Ромео?
– Так, - сказала я, стараясь оборвать ее смех.
– Пошутила, и хватит. Не зря прилетела, значит. А теперь прошу меня извинить. Чем с тобой оставаться, лучше сунуть голову в биде.
Я сделала шаг, чтобы обойти ее и спуститься вниз по лестнице, но Дженис живо загородила дверь.
– Ну, нет, - прошипела она. Гримаса сочувствия превратилась в злобную мину.
– Сначала отдай мне мою долю!
Я вытаращила глаза:
– Что-что?
– То-то, - сказала она. Ее глаза подозрительно заблестели. Не знай я сестрицу, решила бы, что она для разнообразия прикидывается потерпевшей стороной.
– Я без гроша. Банкрот я.
– Ну, так позвони по «горячей линии» помощи миллионерам, - съязвила я, невольно копируя сестрицу.
– Ты же вроде недавно унаследовала состояние от человека, которого мы оба хорошо знали?
– Ха-ха!
– Дженис криво улыбнулась.
– Золотые горы от тетушки Роуз с ее триллионами!
– Вот и не скули, - огрызнулась я.
– Насколько я помню, ты сорвала джекпот. Если тебе мало, обращайся к кому побогаче.
– Я двинулась к лестнице, не собираясь отступать.
– Отошла. С. Моей. Дороги, - чеканя каждое слово, сказала я, и - поразительно!
– Дженис подчинилась.
– Гляньте на нее!
– с издевкой бросила она, когда я прошла мимо. Не знай я мою сестрицу, приняла бы выражение ее глаз за зависть.
– Принцесса в изгнании!
Я побежала вниз по лестнице, не утруждая себя ответом. Было слышно, как Дженис торопливо подобрала свои причиндалы и поскакала за мной. Всю винтовую лестницу она бежала сзади, крича сперва сердито, потом огорченно, а у подножия башни в ее голосе прорезались такие непривычные нотки, как отчаяние.
– Подожди!
– вопила она, используя мотоциклетный шлем в качестве буфера, когда налетала на кирпичную стену.
– Нам надо поговорить! Остановись! Джулс! Я серьезно!
Но я не собиралась останавливаться. Если у Дженис действительно было что сказать, почему она сразу не раскололась? Для чего эти выкрутасы на байке и красные чернила? Для чего сейчас было тратить добрых пять минут на кривлянье? Если, как проговорила сестрица в своем куцем монологе, она уже умудрилась промотать наследство, я вполне могу понять ее настроение, но это, черт побери, не мои проблемы!
Спустившись, я решительным шагом пересекла Кампо, оставив Дженис морочить голову себе самой. «Дукати монстр» стоял перед палаццо Публико, как лимузин у Киноакадемии на церемонии вручения «Оскара», и трое крепких полицейских в темных очках нетерпеливо поджидали крупно попавшего байкера.
Эспрессо- бар Малены был единственным местом, где Дженис меня не сразу найдет, рассудила я. Если вернуться в гостиницу, уже через несколько минут под балконом послышится рев мотоцикла, описывающего восьмерки у фонаря.
Поэтому я буквально бегом побежала по пьяцца Постьерла, оборачиваясь каждые десять шагов, чтобы убедиться в отсутствии мотопогони. Горло все еще стискивал гнев. Когда я ворвалась в бар, с грохотом хлопнув дверью, Малена встретила меня громким смехом:
– Dio mio, что с тобой? Ты как будто выпила слишком много кофе!
Видя, что я не в силах отвечать, она повернулась и налила в высокий бокал воды из-под крана. Пока я пила, она облокотилась на стойку, не скрывая любопытства.
– Тебе кто-то… досадил?
– спросила она. Выражение ее лица говорило, что, если дело в этом, у нее есть еще несколько двоюродных братьев, кроме Луиджи-парикмахера, которые будут просто счастливы мне помочь.
– Ну… - начала я, не зная, как продолжать. Оглянувшись, я с облегчением убедилась, что в баре почти пусто, а немногочисленные посетители заняты своими разговорами.
Такой возможности я ждала с той минуты, как Малена вчера упомянула семью Марескотти.
– Скажите, я правильно расслышала, - бросилась я как в воду головой, не дав себе времени на колебания, - что ваша фамилия Марескотти?
Вопрос вызвал у Малены широкую улыбку.
– Certamente! [41] Я урожденная Марескотти. Теперь я замужем, но здесь, - прижала она ладонь к сердцу, - я всегда останусь Марескотти. Ты уже видела палаццо?
Я кивнула со сдержанным восхищением, сразу вспомнив о весьма мучительном концерте, который посетила два дня назад с Евой-Марией и Алессандро.
– Прекрасный дом. Я тут думала… Мне кое-кто сказал… - Замявшись, я почувствовала, что краснею. Как бы ни сформулировала свой следующий вопрос, я все равно выставлю себя круглой дурой.
Видя мое волнение, Малена ловко выудила из-под прилавка бутылку чего-то домашнего и щедро плеснула мне в бокал.
– Вот, - сказала она.
– Особый рецепт Марескотти. Сразу повеселеешь. Чин-чин.