Джульетта
Шрифт:
– Но сейчас только десять утра, - запротестовала я, совершенно не желая пробовать мутную жидкость непонятного состава.
– Ба!
– сказала Малена.
– Может, в Фирензе и десять утра…
Честно проглотив самую отвратительную бурду, какую мне доводилось пробовать с тех пор, как Дженис оставила бродить самодельное пиво у себя в шкафу, я отважилась спросить:
– А у вас есть родственник по имени Ромео Марескотти?
Перемена, произошедшая в Малене, когда она поняла мой вопрос, была почти невероятной. Из лучшего друга, приналегшего на стойку, чтобы выслушать мои проблемы, она превратилась в мегеру,
– Ромео Марескотти, - сказала она, забирая мой пустой бокал и протирая стойку хлестким движением полотенца, - мертв.
– Когда она подняла на меня взгляд, еще секунду назад лучившийся добротой, я увидела в ее глазах боль и подозрение.
– Он был моим двоюродным братом. А что?
– О-о.
– Разочарование тяжелым камнем упало в желудок, вызвав странное головокружение. Или это все фамильный ликерчик?
– Извините, ради Бога, зря я… - Вряд ли сейчас стоило говорить о том, что мой кузен Пеппо подозревал Ромео во взломе и краже из музея.
– Просто маэстро Липпи, художник, сказал, что знаком с ним…
Малена фыркнула с явным облегчением.
– Маэстро Липпи, - сказала она, понизив голос и покрутив пальцем возле уха, - разговаривает с призраками. Он… - Она поискала подходящее слово, но ничего не придумала.
– Есть еще один человек, - продолжала я, подумав, что надо решить этот вопрос раз и навсегда.
– Глава службы безопасности Монте Паски, Алессандро Сантини. Вы его знаете?
Глаза Малены широко раскрылись от удивления, но тут же сузились.
– Сиена - маленький город, - сказала она, и по ее тону я поняла - где-то здесь зарыта вонючая крыса.
– А для чего, как вы считаете, - тихо спросила я, надеясь, что мои вопросы не разбередят старую рану, - кому-то нужно повсюду трубить, что ваш кузен Ромео жив?
– Он так сказал?
– Малена пристально смотрела мне в лицо, и во взгляде читалось больше недоверия, чем печали.
– Долго объяснять, - уклончиво ответила я.
– В общем, это я его спросила о Ромео, потому что я… Джульетта Толомеи.
Я не рассчитывала, что Малена поймет связь между этим именем и Ромео Марескотти, но шок на ее лице свидетельствовал, что она прекрасно знает, кто такая Джульетта Толомеи - и нынешняя, и историческая. Переварив этот неожиданный поворот, она отреагировала очень мило: протянула руку и легонько ущипнула меня за нос.
– Я знала, что ты не просто так ко мне пришла.
– Она помолчала, словно ей хотелось что-то сказать, но она знала, что не должна этого делать.
– Бедная Джульетта, - сказала она, наконец, с сочувственной улыбкой.
– Мне хотелось бы подтвердить, что он жив, но я не могу.
Разговор с Маленой заставил начисто забыть о Дженис, поэтому для меня стало неприятным сюрпризом наткнуться на нее сразу на выходе. Сестрица подпирала стенку, как ковбой, убивающий время до открытия салуна.
Увидев ее, сияющую торжеством - выследила меня!
– я сразу вспомнила мотоцикл, письмо, башню, ссору, вздохнула и пошла в другую сторону, мало заботясь, куда иду, лишь бы она за мной не увязалась.
– Что у тебя с этой перезрелой красоткой?
– Дженис едва не запуталась в собственных ногах, пытаясь меня нагнать.
– Хочешь заставить меня ревновать?
Я так устала от нее, что остановилась посреди пьяцца Постерла, резко повернулась и заорала на нее:
– Тебе что, по буквам повторить? Отвяжись от меня!
За прожитые вместе годы я много чего говорила сестрице, случалось, и похлеще, но, видимо, в отсутствие, простите за каламбур, привычной почвы под ногами мой ответ попал ей камнем в лоб и, на долю секунды она опешила - можно сказать, чуть не заплакала.
С отвращением отвернувшись, я пошла дальше, но сестрица не отставала, ковыляя на своих высоченных каблуках и то и дело спотыкаясь на булыжной мостовой.
– Ладно!
– крикнула она, расставив руки для равновесия.
– Извиняюсь за мотоцикл, о'кей? И за письмо извиняюсь, о'кей? Я не знала, что ты так к этому отнесешься.
– Видя, что я не отвечаю и не останавливаюсь, она застонала и побежала за мной, прихрамывая на обе ноги.
– Джулс, я знаю, что ты бесишься, но нам, правда, надо поговорить. Помнишь завещание тетки Роуз? Оно фальши… Ай-й!
Должно быть, она подвернула ногу, потому что, когда я обернулась, Дженис сидела посреди улицы, держась за щиколотку.
– Что ты сказала о завещании?
– спросила я, медленно подходя на несколько шагов.
– Ты прекрасно слышала, - мрачно буркнула она, разглядывая сломанный каблук.
– Оно оказалось подложным. И я решила, что это твоих рук дело, поэтому не объявилась сразу по приезде, но так и быть, допускаю, скрепя сердце, что ты тут ни при чем.
У моей противной сестрицы неделя тоже выдалась не сахар. Для начала, рассказывала она, хромая рядом, забросив руку мне на шею, она обнаружила, что наш семейный адвокат мистер Гэллахер на самом деле им не был. Как ей это удалось узнать? А объявился настоящий Гэллахер. Во-вторых, завещание, которое лжеадвокат отдал нам на похоронах, оказалось фикцией. Тетке Роуз давно уже нечего было кому-то оставлять - наследник автоматически получал только ее долги. В-третьих, на следующий день после моего отъезда в дом явились два полицейских и страшно наорали на нее за то, что она сорвала желтую ленту. Какую еще желтую ленту? Ну, ленту, которой оклеили здание, ведь внутри находилось место преступления.
– Место преступления?
– Несмотря на палящее солнце, у меня по спине пробежал холодок.
– Тетку Роуз что, убили?!
Дженис пожала плечами, насколько позволяла ее неустойчивая поза.
– Кто знает. На теле было много синяков, хотя она и умерла во сне.
– Дженис!
– Мысли закружились вихрем, но больше всего мне хотелось отчитать сестрицу за легкомыслие. Неожиданная новость, что кончина тетки Роуз могла не быть мирной и естественной, как описывал Умберто, петлей сдавила горло, едва не задушив.
– Что?
– яростно ответила она.
– Ты думаешь, очень весело целую ночь сидеть в комнате для допросов и… отвечать, действительно ли… - она едва смогла выговорить, - я любила ее?
Я пристально посмотрела на профиль Дженис, не припоминая, когда в последний раз видела ее плачущей. С размазанной тушью и в испачканной при падении одежде она выглядела почти нормальным человеком и плакала, скорее всего, от боли в ноге и немного от тоски по тетке и накопившегося разочарования. Сообразив, что для разнообразия могу побыть в роли лидера, я перехватила ее покрепче и попыталась переключить внимание с бедной тети Роуз на насущные проблемы.